Экспозиция рассказывает о возвращении русских на Амур, изучении и освоении Камчатки, Курил и Аляски; о I и II камчатских экспедициях под руководством В.И. Беринга, деятельности Российско-американской компании и первом кругосветном плавании И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского. Центральное место в экспозиции занимает подлинная карта Российских владений на берегах Восточного океана 1861 г.
Жить как славяне! Раковский: Оказывается, если мы ищем подлинное содержание нынешнего славянофила, мы не находим ничего, что могло бы представлять интерес непосредственно для балканских или других славянских народов. Хотя вопрос ставится абстрактно и России, а также польские либералы не согласны, например. К вопросу о происхождении национального и политического равенства, но дружба нарушается, как только дело доходит до исторических границ Царства Польского, в котором некоторые польские националисты вставленных Целана Малороссию или часть от нее.
Выдающуюся роль в освоении приамурских территорий России сыграл адмирал
Г.И. Невельской. В 1849 - 1855 гг. во главе Амурской экспедиции он проводил исследования в Татарском проливе, низовьях Амура и на Сахалине. Экспедиция Г.И. Невельского имела большое значение: было установлено островное положение Сахалина, доказана доступность Амура для морских судов.
Если в славянских странах существует определенная тенденция к сближению, то это потому, что в этой общей формуле каждый вкладывает свое содержание лично, кроме того, что видит его сосед на первый взгляд. Что, например. чехи действительно преследуют это славянское сближение? С одной стороны, в Австрийской империи, в рамках австрийского патриотизма - потому что мне делать, если у меня было время когда вы читаете статьи из Крамара, вы будете слышать, что он говорит патриот Австрии - в пределах этого «Большой Австрия» славянский буржуазия хочет победить немецкую буржуазию.
Открытиями Г.И. Невельского заинтересовался Н.Н. Муравьев - генерал-губернатор Восточной Сибири. Весной 1858 г. Муравьёв дипломатически подготовил и подписал Айгунский договор с Китаем, где были определены границы между государствами. За эту дипломатическую победу Муравьёву был присвоен титул графа и приставка к фамилии - Амурский.
И здесь, в этой внутренней борьбе между славянами и немцами, не будет сомнений, что чехи, славяне в целом, смотрят и с радостью получат поддержку славян из других стран. Интересуемся ли мы этой внутренней борьбой между немецкой и славянской буржуазией? Австрия - славянская империя - будет ли она более милостив к Балканскому полуострову, чем сегодняшняя полуславянская, полугерманская Австрия? Правда, кроме чисто классовых интересов, чешская буржуазия может защитить даже один общий национальный интерес к этой борьбе, она также защищает чешское население, поскольку оно обеспокоено немецкой бюрократией и немецкой буржуазией.
В 1854 - 1856 гг. под руководством Муравьёва были проведены сплавы войск и забайкальских казаков в низовья Амура. В зале размещены материалы об участниках сплавов
(о М.И. Венюкове, М.С. Корсакове и др.). Интересен макет парохода «Аргунь», шедшего впереди сплавных судов. Макет изготовлен В.М. Новомлинцевым.
Но здесь мы сталкиваемся с одной из отличительных черт буржуазии, какой бы она ни была - чешской или болгарской, русской или сербской. Для этой борьбы против немецкой тирании или, вернее говоря, против тирании немецкой олигархии, потому что с ногами известно, что Социал-демократическая партия Австрии на стороне чехов сказать в этой борьбе против немецкой олигархии чешской буржуазии бы много сил, если бы он обратился к чешскому народу, если он обратился за помощью не с самого начала, а из внутреннего развития самой нации.
Но имя здесь похоже на то, что происходит с нашими русофилами. Ни одна буржуазия мира, даже самая демократическая, не заинтересована в том, чтобы популярная инициатива развивалась во всем ее широте, она не заинтересована в том, чтобы просыпаться до стола всю ту энергию, которая там скрыта.
В результате сплавов в 1856 г. вдоль левого берега Амура были основаны казачьи посты, в том числе и Усть-Зейский, положивший начало г. Благовещенску. Один из них изображён на картине неизвестного автора «Военный пост на нижнем Амуре в 1870-е гг.». Рядом с картиной - ружья гладкоствольные (1820 - 1860), бревна от первого деревянного дома г. Благовещенска - церкви во имя Николая Мирликийского Чудотворца. На фотографиях - портреты первых военных губернаторов Амурской области - Н.В. Буссе и И.К. Педашенко, первого священника города А.П. Сизого. Интересна фотография с изображением памятника, который был воздвигнут на месте ставки Н.Н. Муравьева в 1868 г.
Это связано с тем, что, если эта масса поднимается до положения полностью сознательного политического фактора, то, наряду с немецкой олигархией, которая пострадает, чешская олигархия пострадает, чешский доминирующий класс пострадает. Вот почему даже в этой законной борьбе против другой языковой олигархии, против другой языковой буржуазии, национальная буржуазия часто решает обратиться за помощью извне. Холечек, видит, какое значение имеют чехи для укрепления экономических отношений славян из Австрии со славянами с Востока.
Чешская Республика - это страна, которая находится в промышленном отношении, можно сказать, без ошибок, во главе всей Австрии. Перейдем от чешских к российским националистическим кругам. Что они преследуют с славянским сближением? Но разве это не показывает, что славянофилия является средством укрепления и реабилитации России в ее международных отношениях? Это страна, которая должна в основном обращать наше внимание. История нынешнего совета приходит, чтобы подтвердить нашу мысль. Башмаков и других российских националистов, Это особое содержание нового славянофильского движения.
История г. Благовещенска неразрывно связана с именем Архиепископа Камчатского, Курильского, Алеутского Иннокентия (Вениаминова), ближайшего сподвижника Н.Н. Муравьева.
Завершает экспозицию комплекс о заключении Айгунского (1858) и Пекинского (1860) договоров, которые окончательно определили границу между Россией и Китаем.
Вы согласитесь со мной в том, что этот славянофильский конгресс фактически имеет два лица - с одной стороны, у нас есть формальные формулы, с другой стороны, у нас есть суть, поэтому мы можем смело сказать, что если эти люди встречаются и соглашаются друг с другом, это только потому, что они считают, что они еще не вступили в реальные намерения друг друга. Так же, как редакторы совета и пытаются скрыть дисгармонию, существующую в ее рядах, она снова прорывается. Болгарские цветущие люди возмущены, когда мы протестуем против особо серьезного положения русского народа, но что они скажут, когда тот же крик протеста выкинут из сундука российских делегатов?
(Наш край в XVII веке)
Уже в XVII веке дальневосточная земля становится и по составу населения и экономически органической частью русского государства, «Украйной» России.
Газета «Правда» отмечала 1 октября 1945 г., что «Географическая карта Дальнего Востока в названиях морей, бухт, городов, проливов — это историческая летопись подвигов замечательных русских людей». Это они, — по словам А. М. Горького,— «на свой счет и за свой страх» открывали и обживали новые места, осваивали новые пути. В их числе Иван Москвитин, Василий Поярков, Ерофеи Хабаров, Владимир Атласов, Григорий Шелехов, Геннадий Невельской и многие другие.
В их положении нет ничего, кроме молчания. Мы не должны удивляться, кроме того, когда в газетах сегодня ничего не говорится о значащем тосте, который он сказал вчера вечером, об уходе за врачом, российском докторе Прокохоре. Примечательно, что в целом болгарская пресса заслоняла не только одно, но и многие другие явления от тех торжеств, которые в некотором смысле устанавливают болгарскую широкую аудиторию. Так, например, не было упоминания о том, что польские врачи отправили на болгарский медицинский конгресс с чувством солидарности с Болгарией и сказали, что, если они не посещают конгресс, это, конечно, не является следствием о некоторых враждебных чувствах к Болгарии, но по политическим причинам.
Наш земляк Петр Комаров писал об их подвиге:
Землепроходцы пришли босые,
Топором прорубая путь,
Не забудь их, моя Россия,
Добрым именем помянуть
Как подвиг оценивал их открытия верный сын России Александр Иванович Герцен: «Горсть казаков и несколько сот обездоленных мужиков перешли за свой страх океаны льда и снега, и везде, где оседали кучки в мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана».
Никаких упоминаний о словах профессор Бехтерев еще раз не сказал на ужине врачей о важности свободных учреждений. Но вернуться к тосту Прохора; это чрезвычайно интересно; он резюмирует то, что говорили ораторы прошлого ралли, что мы все думаем о русском народе. Его слова в текстовом выражении являются последователями: Это тяжелая ситуация для распятого человека, как Иисус Христос, потому что все страны зовут: «Те, кто спасает человечество, не могут спасти себя». Затем Прохоров поднял свой бокал и сказал: «Я пью за распятые народы!» Но разве вы не видите в этой метафоре изображенную целую.
Шли отважные землепроходцы через «Полунощную страну» — суровую, холодную и совершенно бездорожную Сибирь до самой «соленой воды» - Тихого океана, устилая путь костями, терпя «великую казацкую нужду», Только «чрезкаменный путь» - перевал через Уральские горы занимал более трех месяцев - 100 дней.
Дальневосточный поэт Волков писал:
Несчастная ситуация русского народа, который спасает и освобождает другие народы, но кто тонет сегодня на кресте? И те люди, которые никогда не чувствовали наименее искренних человеческих чувств к русскому народу, хотят сегодня заверить нас, что Россия, это место рабства - это Олимп, где боги радуются той стране, где русский народ стоит распятая земля славянского и человеческого счастья и что все славянские народы, вся славянская раса, должны стремиться к ней!
Здесь, к какой абсурдности нас приносят слепая вера в славянофильские формулы. Они говорят, что председатель Софийского комитета Славянского конгресса был членом комитета Альянса по балканскому соглашению. Мы считаем, что эти два движения - славянские и балканские - находятся в конфликте друг с другом. Прежде всего, агитация в пользу балканского соглашения дает мне огромное образовательное значение.
Нелегка была с природою
Первых выходцев борьба,
Сразу встретила невзгодою
Их жестокая судьба.
Эти трудности отражены и в строках поэта М. Розенгейма::
Из века в век
Шел крепкий русский человек
На Дальний Север и Восток,
Неудержимо, как поток,
С краюхой хлеба в кошеле,
Отдав поклон родной земле.
Под словом «народ» никто не поймет национализма. До сих пор Болгария - здесь выделяется важность блаженства, она изучена или более правдиво, болгарский народ обучен смотреть на Россию как на этого естественного сторонника, который должен покровительствовать ей и вести ее в своих международных отношениях. Это большая опасность.
Прежде всего интересно отметить, что это мнение не всегда было присуще болгарскому правящему интеллектуалу, что прошло много лет в болгарской истории Возрождения, когда болгары безразлично обращались к российской помощи, Примечательно, что этот период безразличия к России совпал с эпохой наиболее интенсивного развития болгарской политической мысли, что свидетельствует о том, что будущее Болгарии, как это было сделано в умах наших бойцов, может быть достигнуто без помощи России. Революционные попытки болгар к их освобождению имели место не только без сотрудничества России, но даже против ее воли.
От неприглядного житья
Он шел в безвестные края,
Чрез тундры, реки и хребты,
Чрез быстрину и высоты,
Пока в неведомой дали
Он не пришел на край земли.
Где было некуда идти,
Где поперек его пути
Одетый в бури и туман
Встал необьятый океан...
Дорога землепроходцев пролегала по рекам — исконным дорогам России. Толстыми голубыми жилами пересекли они страну с юга на север. Десятками жил потоньше — с севера на юг и с запада на восток. Великие реки словно протянули друг другу руки: Волга и Кама побратались своими притоками с Обью и ее притоками, Обь — с Енисеем, Енисей — с Леной, а Лена — с Амуром. Водный путь от Белого моря до Охотского прерывался лишь хребтами, перевалами да волоками. С давних пор двигались этим путем русские люди. Неимоверно труден был тот путь дремучей, безлюдной тайгою. И сосною питались, и бедовали от цинги, и погибали голодной смертью, но, теряя товарищей, меняя измочаленные катки, напрягая спины до хруста, волокли они свои струги через хребты все на восток, все «встречь солнца»... «Рассеялись по берегам больших и малых рек. И протянулась по пустынным местам от Оби до студеного Охотского моря, до Амур-реки цепочка русских городов: Тобольск (1587), Томск (1604), Енисейск (1619), Илимск (1630), Якутск (1632), Охотск (1646), Иркутск (1661), Нерчинск (1654 г.).
Несомненно, что российское правительство использовало некоторые интриги, чтобы помешать участию болгар в этой акции. Первые болгарские группы, а также более поздняя организация революционного движения в Болгарии, возглавляемая Василием Левски, являются инициативами, в которых Россия полностью отсутствует. Насколько важен акцент на этом обстоятельстве? Следствием этого является то, что российско-турецкая война должна рассматриваться как инцидент, как единое явление, которое выходит на передний план болгарской истории, например, Дин из Машины.
В те давние времена Тобольск был самым главным и самым большим городом Сибири. Это была столица всех земель, начинавшихся от Урала и уходивших за Дальний Якутск и Иркутск. Всем известная по картине Сурикова битва казаков Ермака с ханом Кучумом случилась здесь, у одной из круч Иртыша. В этих местах Ермак и погиб. Тобольск закрепил за Россией пространства, пройденные землепроходцами, и стал для них воротами далее на восток.
Вот кризис, который опасен для болгарской политической мысли, из которой мы не можем пойти даже сегодня. Вместо того, чтобы смотреть на войну так же, как ей приходилось смотреть на нее, как на счастливое, но необычное событие, вместо того, чтобы как можно скорее избавиться от наглости, политических последствий этого события, болгарские цыгане стороны с окраины принесли его как необходимый элемент для дальнейшего развития Болгарии. Они не спрашивали, они не говорили, что русский абсолютизм по своей сути, по своей внутренней природе не может быть другом свободы и света, и что, если такое происходит, это происходит, несмотря на его волю, силу обстоятельства, которые от него не зависят, в силе внешней необходимости, которой он, царизм, должен подчиняться самому себе.
После вхождения Восточной Сибири в состав России главными воротами для.русских на Дальний Восток стал Якутск, основанный в 1632 г. енисейским казаком Петром Бекетовым и вскоре (в 1639 г.) ставший административным центром Восточно-Сибирского воеводства. Весть об открытии «Великой Лены реки» быстро облетела европейскую Русь. На Лену стали прибывать русские люди. Туда московский царь назначил воеводами Петра Головина и Матвея Глебова. Прибыли они в Якутск только в 1643 г., отослав в Москву любопытную отписку: «А ехали мы, бедны сироты твои, три года, три месяца и три дня».
Они забыли одно обстоятельство, как газеты, которые называют меня «ошеломляющим», потому что они говорят о важности общественного мнения в Европе в ходе последней войны, забывают тот факт, что международная ситуация, в которой она оккупирована, не позволяла ей вести одну войны, кроме освобождения. Россия могла бы сражаться с Турцией только как освободитель или полностью отказаться от войны. Однако ее последняя была необходима: ей нужна была война, чтобы вернуться в устье Дуная, бросив Бессарабию, расширив свои азиатские владения и вернув себе власть на Ближнем Востоке.
В обязанность якутским воеводам вменялось: «Призывать под высокую руку государеву многие неясачные народы», изыскать источники снабжения русского населения в Сибири хлебом и найти золотую, серебряную и свинцовую руду. Получив широкие полномочия, они не жалели средств, предпринимали посылку целого ряда экспедиций, главным образом в верховья Лены.
Европе пришлось согласиться - европейское общественное мнение должно было объявить Болгарию, протест в Англии через 500 митингов, чтобы Россия могла выступать в качестве представителя Европы и бороться за освобождение Болгарии и в то же время является реальной целью войны, восстановить ее военный и политический престиж, потерянный 20 лет назад в Крыму. Вместо того, чтобы смотреть на эти события в своих исторических отношениях, русофилы и все стороны российского влияния отделяли их от этой связи и придавали им глубокий этический смысл, которого у них не было.
Своеобразие России XVII в. состояло в том, что формирование государственности и рост национального, патриотического сознания происходили в условиях феодально-крепостнического строя, чреватого идейными и социальными противоречиями. Самое дикое варварство уживалось с передовыми устремлениями, сплачивавшими народы России в единое государство
Самодержавие, не теряя своего сословно-дворянского и самодержавно-крепостнического характера, вынуждено было вступать на путь преобразований, которые ставили Россию в равноправное положение с европейскими государствами, укрепляли ее могущество. Добровольное присоединение Украины к России, освоение русскими предприимчивыми людьми громадных просторов Сибири и Дальнего Востока вплоть до Ледовитого океана, Охотского моря и берегов Амура, начало организации регулярной армии, развитие промыслов и книгопечатания — вот те положительные события и преобразования, которые народ считал своим кровным делом. Он не мог больше мириться с лихоимством и дикостью бояр: одни брали вилы, топоры и поднимались на обидчиков, другие уходили в низовья Волги, на Дон, в Сибирь.
Рост крепостничества, усиление эксплуатации в деревне и городе вызывали массовое бегство крестьян и посадских людей на не освоенные еще земли. Одним из направлений таких побегов стала уже с конца XVI века Сибирь. В поисках лучшей жизни уходили туда посадские люди и крестьяне, стрельцы и казаки, ямщики и «промышленные люди», своим трудом и упорством обживая и укрепляя ее далекие и бескрайние просторы. Это сказалось и на особенностях исторического развития Сибири и Дальнего Востока, где крепостнические порядки, господствовавшие в Русском государстве XVII—XIX вв., так и не сумели закрепиться. Здесь долго сохранялись вольнолюбивые традиции служилых людей и крестьян.
В XVII в. две силы действовали на великих Сибирских просторах: промышленники (от слова промышлять, заниматься промыслами) и прибыльщики, типичным представителем которых был и Ерофей Хабаров, и «правдоискатели», искатели «воли и лучшей доли».
Но как бы ни стремилось русское трудовое население избежать феодального гнета, жить вне феодальных повинностей, уйти из-под власти местной администрации, оно не ставило перед собой задачи выйти за границы государства или отложиться от него.
Экспедиция Ивана Москвитина
В начале 30-х годов XVII века русские люди, прибывшие на Лену, впервые услышали от эвенков, что если идти «встречь солнцу» (на восток), то можно дойти до «большого моря Ламу». Таинственной Ламой называли Охотское море по имени проживавших в том районе тунгусов-ламутов («поморов»).
В 1637 г. томский казачий атаман Дмитрий Копылов поднимаясь со своим отрядом вверх по Алдану, узнал от местных жителей, что путь «до большого моря-окияна» не так уж велик. Первооткрывателем пути к берегам Тихого океана явился рядовой казак Томского острога Иван Юрьевич Москвитин. Его отряд в тридцать человек (из томичей и красноярских казаков) шел по горно-таежным рекам Алдану и Мае, маленькой речке Нутме, затем волоком через горный хребет Джугджур к реке Улье, впадающей в Охотское море. Труден был этот путь. Среди каменных утесов и угрюмой тайги приходилось непрерывно преодолевать различные препятствия, особенно водовороты, стремнины у скалистых берегов.
Спустившись к устью Ульи, казаки Москвитина увидели неведомые европейцам просторы Охотского моря. 1 октября 1639 года вошел в историю нашей Родины как великая дата начала русского тихоокеанскою мореходства.
Стояла суровая промозглая осень. Свинцовые волны били в скалистые берега. Но отважные люди не испугались дикой стихии. Из вековых пихт срубили зимовье, ставшее основой русского селения Ульи. Это было первое русское поселение на Дальнем Востоке. После недолгого плавания по Охотскому морю (добрались до устья реки Охоты) казаки убедились в том, что для походов по бурному морю надо иметь специальные морские суда — кочи. И в течение долгой зимы построили два таких судна длиной по «осьми сажень» (около 17 метров).
Весной 1640 г. они узнали от местных жителей — ламутов (тунгусов, эвенов) о большой реке, лежащей на юг от Ульи, об «островах гиляцкой орды» и о таинственных «бородатых людях». Это были первые, хотя еще и туманные, известия об Амуре и Сахалине, о существовании нивхов (гиляков) и айнов.
Эти рассказы заинтересовали москвитинцев, и они отправились на двух кочах по Охотскому морю на юг. Москвитин рассказывал позднее: «А морем шли с вожами (проводниками) подле берег к Гилитцкой орде к островам...».
Исследователи затрудняются сказать, до какого пункта на юге смогли дойти участники этого морского похода в 1640 г. По бесспорно то, что они побывали в Сахалинском заливе и первыми из русских мореходов увидели сахалинские берега и устье Амура. Б. П. Полевой считает (см. его книгу «Первооткрыватели Сахалина». Южно-Сахалинск, 1959 г), что возможно они даже обошли северную оконечность Сахалина и отчасти прошли вдоль восточного побережья острова с нивхскими селениями, а некоторые участники похода могли проследовать (как позднее Невельской) в Татарский пролив.
Морской поход москвитинцев закончился в тот же навигационный сезон 1640 г. Он является одним из важнейших событий в истории великих русских географических открытий. Его участники первыми из европейцев открыли Амур и Сахалин. Это было за три года до того, как у берегов южного Сахалина побывала голландская экспедиция Мартина де.Фриза (июль 1643 г.), участников которой незаслуженно считали первооткрывателями Сахалина. Хотя сами они не считали, что открыли особый остров, так как сахалинское побережье приняли за северную часть острова «Иессо», то есть Хоккайдо.
Вернувшись к Усть-Улье, москвитинцы еще два года провели на побережье Охотского моря, совершая морские походы. Только в 1643 г. Москвитин вернулся в Якутск, оставив в Усть-Улье 30 казаков.
Томские воеводы не сразу оценили значение великого подвига И. Москвитина и его товарищей. Некоторые из них за долгое отсутствие были отчислены со службы, лишены хлебного, соляного и денежного довольствия и оказались в бедственном положении. Часть из них была оставлена на службе в Якутске, в ленском крае. Они принимали участие во многих походах. А И. Москвитин был произведен в пятидесятники и осенью 1645 г. вместе с Дмитрием Копыловым были отправлены из Томска в Москву. Их рассказы о великом походе к Тихому океану произвели в столице большое впечатление. Д. Копылов за предприимчивость и «за ясачный сбор» был произведен в сыновья боярские. Ему выдали 8 рублей наградных и кусок «доброго сукна». И. Москвитину пожаловали 6 рублей и также кусок сукна. Кроме того, их снабдили деньгами и разными вещами на обратный путь от Москвы до Томска. С ними были отправлены наградные и другим участникам похода. Всем им за ратные подвиги было выдано по 2 рубля.
Один из участников этой экспедиции — Колобов ходил в 1644—1645 гг. вверх по Алдану и Мае на розыски «исчезнувшего Пояркова», а в 1646 г. повел Семена Шелковникова на Охотское море и два года спустя участвовал в основании Охотска.
Два столетия — с середины XVII и до середины XIX века — Охотск был главным русским портом на Тихом океане, колыбелью русского Тихоокеанского флота. Оттуда снаряжались экспедиции, открывшие морские пути на Камчатку, Чукотку, острова Тихого океана, северо-западное побережье американского материка. Охотск — это исходный пункт Великих русских географических открытий на Тихом океане, важнейший узел межконтинентальной трассы от Петербурга до Аляски и современной Калифорнии («колонии Рос»), В 1718 г. был проложен тысячеверстный тракт Якутск - Охотск, связавший Сибирь с Тихоокеанским побережьем. Так Россия становилась Тихоокеанской державой. В этом главнейшее значение экспедиции Москвитина.
Амурская экспедиция Василия Пояркова
Первые сведения о Приамурье были получены русскими промышленными и служилыми людьми в конце 30-х годов XVII в. Знакомство русских с населением Приамурья начиналось с Севера, из Якутии. А с начала 40-х гг. началась разведка и с Запада - из Прибайкалья.
В 1640—1641 гг. была составлена «роспись рек», впадающих в Лену, в которой говорилось о «мунгальском» населении по Селенге и упоминалась Шилка — «Силкарь». А казаки привозили «расспросные речи тунгусов и братских людей (бурятов) про Мугал (Монголию) и про Китайское государство и про Даур»: «Живут даурские конные и пашенные люди многие, живут де они в юртах рубленых, скота де всякого и соболя много, а бой де у них лучной..., а хлеб де у них всякой, рожь и ячмень и иные семена, а тот де хлеб продают на Витим реку... тунгусским людям на соболей».
Дауры жили в верховьях Амура до Зеи и по се бассейну, ниже между Зеей и Уссури тунгусоязычные дючеры, еще ниже — предки нанайцев и ульчей (натки и ачаны) и далее, в низовьях Амура и на морском побережье — гиляки (нивхи), по северным притокам Амура и до Охотского моря — различные группы тунгусов («оленных» и «пеших»).
Основным занятием было кочевое таежное оленеводство, рыболовство и охота. Только у дауров и дючеров на Амуре было пашенное земледелие, которое по данным исследований П. И. Кабанова, В. И. Шункова, Александрова, значительно отставало от русского и по уровню техники. А население Приамурья (как и Забайкалья) значительно отставало от русского и по степени развития производительных сил и по уровню общественного строя. Даурия — в переводе с тунгусского — дальний угол, глухая сторона. Так называли в ту пору территорию верхнего и среднего Амура. Тунгусское название Амура — «Мамур», «Омур», что значит — черная вода, большая вода; бурятское— «Харамур» — черная река. У казаков Москвитина, Пояркова и Хабарова эта великая дальневосточная река получила русское звучание.
330 лет назад, в 1643 г. пришла на Амур первая русская экспедиция Василия Пояркова, хотя попытки делались и раньше. В 1641 г. казак Антон Маломолка отправился вверх по Алдану, чтобы перейти на реку «Чию» (Зею). Но после долгих скитаний, потеряв проводника (эвенка), отряду пришлось вернуться.
В том же году по инициативе первого ленского воеводы П. П. Головина на поиски легендарной реки «Шилки» («Амур») был послан вверх по Витиму письменный голова (секретарь при воеводе) Е. Бахтеяров. Добраться до Амура он не смог, но прибывший с ним в Якутск витимский эвенк Ладыкан рассказал много нового об Амуре и о том, что наиболее удобный путь на Амур идет по Алдану, что «против Алданские вершины живут каптагаи скотные (так он называл один из даурских родов) и избы у них по русскому и хлеб де у них родитца много и серебра де у них много же, а вверху пошли пегие (так он назвал тунгусские племена, кочевавшие в верховьях Зеи). И в Якутске стали считать, что путь на Амур идет через «Пегую Орду», а Поярков называл «Пегой ордой» амурские народности.
Якутский воевода П. П. Головин решил отправить на Амур своего первого помощника — письменного голову Василия Даниловича Пояркова. Вышел он из Якутска летом 1643 г. По дороге к нему примкнуло немало «охочих людей». В отряде оказалось 133 человека. По Лене спустились на дощаниках до Алдана, а затем по рекам Учур—Гоном—Сутан. Продвижение по горным таежным рекам было крайне затруднено. Обрывистые, скалистые берега не позволяли идти бичевой, а быстрое течение не давало возможности плыть на веслах. Приходилось проталкивать тяжелые дощаники шестами, преодолевая бесконечные водовороты да каменные перекаты.
На одном из перекатов разбило дощаник с боеприпасом. Потонуло более 8 пудов пороха и свинца. И весь запас боеприпасов остался только при «поясах». Казаки пытались поднять груз, ныряли в холодную воду, по которой уже шла шуга, но безрезультатно — все погибло. И все же отважный Поярков решил идти к намеченной цели.
Оставив на Гономе до весны все запасы продовольствия и значительную часть отряда (здесь построили зимовье), В. Поярков с основными силами в 90 человек с первыми зимними днями отправился в хлебную Даурию. Он решил «налегке» перейти «через камень» (неведомый еще тогда Становой хребет) на Зею. Ему казалось, что стоит только перевалить его, как окажешься в теплой и обильной стране.
Путь этот оказался мучительно трудным. Шли без карт и без компаса, по солнцу и звездам. И никакой теплой обетованной земли за хребтом не было. На сотни и сотни верст расстилалась угрюмая тайга по мрачным сопкам. На Зее не удалось найти продовольствия. Голод и лютая зима вырвали из отряда 50 человек. Но Поярков был тверд в своем решении продолжать поход.
Весной 1644 г. из-за хребта пришли с запасами продовольствия гономские зимовщики. И отряд направился вниз по Зее, выйдя вскоре к могучему Амуру. Далее пошли вниз по Амуру к «морю-окияну». Мечтой поярковцев был выход к морю. Они стремились скорее добраться до устья Амура. Но путались в бесчисленных протоках великой реки, заплывали в огромные озера, принимая их за море, о котором слышали от москвитинцев. Хлебнули казаки горя от осенних амурских штормов, но упорно шли вперед.
В сентябре 1644 г. голодные, измученные люди вышли к лиману. Они были накануне гибели. Но раздольные воды Амура принесли неожиданный дар — пошла кета. Поярков писал, что «красной рыбы здесь видимо, невидимо, а онное будто с дурно сама на берег прет». Этой рыбой они не только откормились, но и заготовили по совету нивхов юколы на зиму. Здесь в устье Амура Поярков и его спутники провели зиму, собрав множество сведений об этом районе, в том числе и о Сахалине.
Весной 1645 г., когда лиман очистился от льдов, поярковцы на мореходных кочах, построенных за зиму, вышли в студеное Ламское море. Парусами им служили хорошо выделанные шкуры оленей, а такелаж состоял из сыромятных ремней. Путь держали на Север, к устью Ульи. О возможности такого пути они знали со слов москвитинцев. Все лето плыли они «на полуночную сторону» и только осенью пришли в Усть-Улью — острожек (зимовье), основанный И. Москвитиным. Отсюда, после зимовки, по рекам Улье, Мае, Алдану и Лене Поярков вернулся летом 1646 г. В Якутск, потеряв за эти годы две трети отряда. Немало простых русских крестов было разбросано на могилах сподвижников Пояркова по берегам Амура. Дорого обошлось открытие Амура. Но удалые землепроходцы своими глазами увидели этот заветный край, совершенно отличный от Сибири.
В. Поярков и его товарищи дали подробное описание и чертежи Амура, «распросные речи» о Сахалине и Шантарских островах. О Приамурье он писал царю: «Те землицы людны и хлебны и собольны, и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбны, и государевым ратным людям в той землице хлебной скудности ни в чем не будет». И о Сахалине: «Гиляки сказывали: есть де на устье Амуре-реки в губе остров, а па том де острову двадцать четыре улуса, а живут де гиляки ж, а в улусе де юрт есть по сту и по пятидесяти».
Рассказывали и о Татарском проливе и даже о его ледовом режиме: «а от устья Амура до острова до гиляцково мерзнет лед, ставает вовсе...». Действительно, зимой Амурский лиман и самая узкая часть Татарского пролива замерзает и по льду от материка на Сахалин и обратно издавна совершали поездки нивхи (гиляки).
Нивхи рассказывали русским об айнах, населявших южную часть Сахалина и Курильские острова: «есть де подле моря черные люди, а называют де их куями, а живут де они подле моря по правую сторону». Здесь речь идет об айнах южного Сахалина. Их нивхи (гиляки) называют кугами, сахалинские ороки— куями, а в русских документах XVII—XIX веков айнов называли кувами, кугами, курилами.
Поярковцы выражали пожелание вновь отправиться на Амур в «землю гиляков». Но новые воеводы Якутска В. Н. Пушкин и К. Р. Купонев отнеслись к этому враждебно. Они отписывали в Москву, что поход Пояркова на Амур не оправдал надежд: «В свинце и порохе в государственной казне от походу Васьки Пояркова немалая учинилась убыль». Его мытарства прекратились только тогда, когда в Якутске приняли указ, повелевавший направить его в Москву. В 1648 г. В Поярков навсегда покинул ленский край. Некоторое время он служил в Тобольске. Свою жизнь он закончил управителем («приказчиком») Киргинской слободы на Урале.
Бесспорно, что рассказы поярковцев об Амуре, его рыбе, пушнине, об этой богатой «земле гиляков» значительно усилили интерес русских к «полуденной» (южной) части Дальнего Востока.
Амурская экспедиция Е. П. Хабарова
В числе отважных первооткрывателей нашего Приамурья был Хабаров Ерофей Павлович, имя которого носит наш город, край и одна из железнодорожных станций.
Ерофей Хабаров вышел из предприимчивых крестьян Устюга Великого, через который шли тогда основные торговые пути на Архангельск (выход в Балтийское море был закрыт для России) и в Сибирь. В 1628 г. он с братом Никифором отправился на соболиный промысел в Мангазею — район между устьем Оби и Енисея. В течение нескольких лет он не знал удобств домашнего очага и спокойной жизни. Часто приходилось спать на снегу в тайге, нередко голодать. Уже тогда прослыл он смелым и честным человеком. Его избрали целовальником — ведал казенным имуществом.
В 1632 г., прослышав об открытии «Великой Лены реки», Хабаров немедля отправился в этот неведомый край. «Ища прибыли государям и прибытку себе», он узнавал, «какие реки впали в Лену», «как те реки словут и отколево вершинами выпали», «сколько от которой реки от устья до устья ходу парусом или греблею», «какие люди по тем рекам живут».
Плавая по многим притокам Лены и углубляясь в таежные их бассейны, Хабаров стремился получить различные данные о туземных племенах: «Скотные ли люди и пашни у них есть ли и хлеб родится ли и какой, и зверь у них соболь есть ли и ясак с себя платят и, будет платят, и в которое государство и каким зверем». Его интересовали и естественные богатства края. Он искал драгоценные камни, металлы и особенно соляные источники, как самый верный путь получения больших доходов.
Хабаров явился первооткрывателем знаменитых соляных источников на устье Куты, превратившихся в центр снабжения солью всего ленско-илимского бассейна. Из его соляной варницы вырос первый в Восточной Сибири соляной завод. Обосновавшись с разрешения енисейского воеводы (Приленские земли были включены в Енисейский уезд, а Енисейский острог основан еще в 1619 г.) в Усть-Кутском острожке, через который шло сообщение Европейской России и Западной Сибири с ленским краем, Хабаров, помимо промыслов, варки соли и торговли, стал расчищать и пахать целину. Это его заимка стала одним из важнейших очагов новой земледельческой культуры на Лене.
С 1649 г. с разрешения нового якутского воеводы Францбекова Хабаров отправился на Амур. Он не требовал ни жалования, ни провианта. Содержание отряда в 70 охочих людей он брал на себя, выдав им деньги на «корм и на платье и на обувь на три года всем». На это, по словам самого Хабарова, он израсходовал огромную по тому времени сумму 3,5 тыс. рублей серебром. Значительную часть суммы он занял у казны и воеводы. Снаряжение — пушки, свинец, порох, пищали, куяки (латы из кованых пластинок по сукну), а также сукна и «железную рухлядь» — косы, серпы, сошники, котлы — тоже получил из казны с условием возврата их стоимости по окончании похода.
Эта экспедиция носила характер частного предприятия и не только потому, что финансировалась лично самим Хабаровым. В ее составе не было ни одного представителя государственной власти. Так, мирная жизнь хлебопашца сменилась беспокойной жизнью походного атамана, отправившегося в Даурию с целью ее присоединения к русскому государству и заведения там земледелия.
Путь Хабарова на Амур шел вверх по Лене, ее притоку Олекме, затем по рекам Тунгир, Уркан и через Становой хребет. Перевалив хребет, Хабаров вышел на Амур ниже Албазина. Там встречались селения местных жителей — дауров. Городок даурского князя Лавкая — Якса — вызвал восторженные отзывы хабаровцев: большие дома за крепостной стеной с башнями, подземными ходами к тайникам, ведущим к воде. В многочисленных ямах хранились большие запасы хлеба.
Но, к удивлению прибывших, городок оказался покинутым жителями. Безлюдными были и другие городки. Почему бежали дауры? Появление русских на Амуре напугало маньчжурских правителей, только что поработивших Китай— «Богдойскую страну», и они делали все возможное, чтобы восстановить дауров и дючеров против русских. Вызвать вражду к русским им не удалось, но запугать амурское население они смогли, представив русских разбойниками и грабителями. Тогда-то и появилось слово — «лоча» — черт...
Оставив своих людей на Амуре, Хабаров отправился в марте 1650 г. с 20 казаками с отчетом в Якутск. Составил он и чертеж (карту) лавкаевой земли, которая стала главным источником при составлении карт Сибири.
Обстоятельный отчет о первом походе Хабарова в Даурию, вместе с чертежом, якутский воевода отправил в Москву, в Сибирский приказ: «...а чаять, государь, что та даурская земля будет прибыльнее Лены, а сказал он, Ярко Хабаров, что и против всей Сибири будет место в том украшено -и изобильно... а будет изволишь ты, государь, ...и заведутца тут, в даурской земле, пашни и тебе, государь, будет прибыль большая, и в Якуцкой, государь, острог хлеба посылать будет не надобно»...», а «Ярко де привез с собой лист, где река Амур обозначена».
Не дожидаясь ответа из Москвы, который при тогдашних средствах связи можно было получить лишь через 2—3 года. Хабаров набрал новых «охотников» в Даурский поход и вернулся на Амур. На снаряжение, продовольствие и одежду 117 «охочих» людей (желающих было значительно больше) на три года Е. Хабаров потратил еще 4 тыс. рублей серебром, снова воспользовавшись широким кредитом предприимчивого Францбекова. Чтобы придать этой экспедиции характер государственного дела, Францбеков назначил Хабарова «приказным человеком Амурской земли».
Осенью 1650 г. Е. Хабаров вернулся на Амур. Оставленных здесь товарищей он нашел у Албазина, ставшего их базой. Там провели зиму, а весной 1651 г. на поствоенных дощаниках и стругах поплыли вниз по Амуру. Прошли всю землю дауров, затем дючеров.
Зазимовали на земле натков, в 4-х днях пути от устья Уссури вниз по Амуру, выстроив Ачанский городок. Немало русской смекалки было вложено в создание этого городка. Он представлял собой почти правильный четырехугольник в 400* метров по каждой стороне. Стены его были сооружены из двух рядов бревенчатых засек, между которыми — полутораметровая засыпка гальки и песка. Окружал городок четырех метровый ров и высокий вал. В центре укрепления возвышался накат, где были установлены пушки, так что их можно было повернуть в любую сторону. В центре городка — глубокий колодезь, а на все стороны к стенам были прорыты канавы с тем, чтобы в случае пожара, к любому месту можно было подать воду».
Столь тщательную оборону готовили потому, что Хабаров встретился на Амуре, у третьего покинутого даурами городка, с китайским чиновником в сопровождении большой свиты. Но не было переводчика и русские не поняли, что он говорил.
Долгое время полагали, что Ачанский городок был расположен на мысе Джаори в трех километрах выше села Троицкого Нанайского района. Ленинградский историк Б. Полевой считает это ошибочным и относит его в район Оджал, на Болоне.
Хабаровцы спокойно прожили в Ачанском городке до весны Вдруг ночью 24 марта 1652 г. спящий городок был разбужен криком дозорных и гулом пушечных выстрелов. Почти вплотную к стенам укрепления подошло многочисленное маньчжурское войско с пушками — чугунными и одна огромная глиняная, которую заряжали пудовыми зарядами пороха и камня, применяя ее в качестве стенобитной машины. После суток непрерывной бомбардировки им удалось сделать большой пролом в стене и начать штурм городка. Но стремительная и смелая контратака защитников вынудила их к бегству.
Считая возможным повторное появление маньчжур, хабаровцы покинули Ачанский городок, отправившись в верховья Амура, к Албазину.
Почти одновременно с верхнего Амура на поиски Хабарова был отправлен отряд казаков в 27 человек во главе с Иваном Нагибой. Где-то в среднем течении Амура, в лабиринте амурских проток и островов отряды разошлись. Об этом Нагиба с товарищами узнал только тогда, когда дошли до устья Амура в конце июня 1652 г. Возвращаться назад было трудно и опасно, и они решили последовать примеру Пояркова— «нашили нашвы» (дополнительные борта) на свои дощаники и отплыли в Охотское море. Это была третья группа русских людей, побывавших в устье Амура.
В том же, 1652 г., в устье Амура пришла еще одна группа русских людей во главе со Степаном Поляковым и Константином Ивановым. Это были казаки из отряда Хабарова. При возвращении из Ачанска в Албазин, в устье Зеи «132 казака выразили желание служить на Амуре самостоятельно «своими головами» и отправились вниз по Амуру, в пушные и рыбные «земли гиляков». Они собрали новые сведения о народах Приамурья и Сахалина. А от нивхов «Махонского улуса» (селение Мага) узнали даже о существовании народа «чи-жем» — японцев, ближайшие селения которых были только в южной части острова Хоккайдо — «острова Иессо». Это были первые сведения о японцах.
В августе 1653 г. на Амур прибыл московский боярин Зиновьев с царским указом приготовить все необходимое для шеститысячного войска, которое предполагалось отправить в Даурию под начальством князя Лобанова-Ростовского, назначенного амурским воеводой (но от этого вскоре отказались из-за начавшейся войны с Речью Посполитой из-за воссоединения Украины с Россией) и «всю Даурскую землю досмотреть и его, Хабарова ведать», то есть обследовать вновь присоединенную страну. С ним было послано 150 служилых людей, 50 пудов пороху, столько же свинца и жалованье казакам Хабарова. Порядками на Амуре этот полномочный представитель остался недоволен. Хабарова обвинял в утайке государевой казны, бранился, таскал его за бороду. Сурово обошелся и с его казаками. Зиновьев не привез всего пороха и свинца, отправленного с ним на Амур. Бросил по пути, у Тугирского волока, и земледельческие орудия: косы, серпы, сошники. Стало расти недовольство. Приамурье он изъял из подчинения якутского воеводы и передал только что основанному Нерчинскому воеводству. Это значило, что снабжение из Якутска прекращалось, а нерчинский воевода сам еще ничего не имел. И ясак с Амура шел теперь через Нерчинск.
Покидая Амур, Зиновьев отстранил от командования и увез с собой в Москву и Хабарова, а с ним С. Полякова и К. Иванова, обвиняя его в большой растрате государева свинца и пороха.
Так закончилась служба Е. П. Хабарова на Амуре в качестве предводителя экспедиции. Вместо похвал и государева жалованья он попал в опалу. Везли его в Москву как арестанта. Зиновьев отобрал у него все пожитки, всячески оскорблял. Больше того, из съезжей избы Якутского острога была взята долговая расписка Хабарова за взятое для Амурской экспедиции снаряжение и на многие годы Хабаров стал государственным должником. А ведь добыл он с даурских племен немалый ясак для царской казны, ознакомил с новым богатым краем не только Россию, но и Европу.
В стольном городе, куда прибыли весной 1655 г., разобрались в существе дела. Хабаров подал челобитную царю Алексею Михайловичу, обвиняя Зиновьева в самоуправстве, вымогательстве и грабеже. Распоряжением Сибирского приказа, высшего правительственного органа, ведавшего делами Сибири, Зиновьеву надлежало вернуть все награбленное у Хабарова. А Хабарова возвысили в чине, дали ему звание сына боярского.
В 1658 г. Хабаров вернулся на Лену, в Илимский уезд, став приказным человеком. Кроме службы, он занимался хлебопашеством и промыслами. Однако тяжелым бременем лежали на нем огромные долги «за ссуду и государевы товары», взятые им на Якутском остроге для Даурского похода. Шутка ли, с него требовали 4.850 рублей серебром. В 1660 г. он отдал за эти долги 108 соболей и «мельницу колесную». Но в сравнении с долгом это было немного. И якутский воевода Голенищев-Кутузов арестовал его и направил в острог. На волю он был отпущен лишь после того, как нашелся поручитель (в Илимском остроге) за своевременную уплату Хабаровым долга. Неизвестно, сумел ли Хабаров расплатиться с долгами. До конца дней своих Хабарова манила Амурская земля, куда тянулись разными путями вольные русские переселенцы, положившие начало ее заселению и освоению. На склоне лет своих Хабаров решил проситься в Приамурье (Даурию) «для поселения и хлебной пахоты и для городовых и острожных поставок». С этой целью он и отправился в 1667 г. в Тобольск с челобитной к воеводе Годунову. Но тот почему-то отказал к великому огорчению Хабарова.
Хабаров вернулся на Лену. Единственной радостью отозвалась в его сердце весть о сыне Андрее, оставшемся на Амуре. Е. П. Хабаров похоронен на погосте (кладбище) поселения (села), расположенного у Братского острога, заложенного в 1631 г. енисейскими казаками Максима Перфильева и названного Бурятским. Но русские переселенцы изменили.это название, так как местных жителей — бурят они называли братскими. Ныне там г. Братск.
После отъезда Хабарова во главе отряда служилых и промышленных людей и «приказным человеком Великой реки Амура новые Даурские земли» был оставлен один из помощников Хабарова Онуфрий Степанов. Эту должность он принял с неохотой, считая несправедливыми действия дворянина Зиновьева на Амуре. И положение русских людей на Амуре стало весьма затруднительным. «По великой реке Амуру хлеба мало и лесу нет, судов стало делать не из чего, а путь поздной...», — писали казаки. Да и осложнились отношения с местным населением, так как Зиновьев увез с собой «толмачей» (переводчиков) и сборные ясачные книги. Уезжая с Амура, он обещал прислать казакам пороху, свинцу и новые отряды служилых людей, но ничего не прислал.
Амурскому отряду пришлось кормиться за счет местного земледельческого населения и бережно расходовать боеприпасы. В сентябре 1653 г. по совету со своим войском отправился О. Степанов вниз по Амуру до устья Сунгари (тогда называлась Шингал), затем по Сунгари поднялся в хлебные районы. «Хлеба нагрузя суды поплыл я, Онофрейка, со всем войском на низ и зимовали мы на Великой реке Амуре в Ду-черской земли, не доплыв Гиляцкие земли», — писал О. Степанов в Якутск.Острый недостаток хлеба вновь заставил О. Степанова двинуться в мае 1654 г. на Шингал-реку. В течение трех дней казаки «бежали парусами» по Сунгари, а 6 июня они внезапно подверглись нападению «богдойской (маньчжурской) большой силы ратной, конной и пешей в стругах». По приказу маньчжурского императора здесь были построены военные сооружения: крепости, обнесенные стенами, рвами и земляными валами. По берегу Сунгари были сооружены туры и насыпаны земляные валы, где засели войска.
У богдойцев было 3-тысячное войско, а у Степанова — меньше четырехсот. И все-таки казаки приняли бой. Они решили уничтожить вражеские «бусы» (речные суда) и высадить на берег десант. Двинувшись в стругах на маньчжур и взяв на абордаж их суда, русские выбили из них ратных людей и высадили свой десант. Но противник успел засесть «в крепком месте (из-за валов учали с нами драться)» Казаки с ходу пошли на приступ этих укреплений. «Многих служилых на том бою ранили», но землепроходцы продолжали теснить богдойские войска. Внезапно перестали стрелять русские пушки и пищали потому, что «в государевой казне пороху и свинцу» не стало. Это решило исход сражения. «По совету со всем войском» было решено отступить на Амур, «а хлеба нам в Шингале взять, не дали», — отписывал О. Степанов в Якутск.
Чтобы не ослабить оборону Амура, О. Степанов отказался собирать со служилых людей десятую пошлину, чего требовал Зиновьев. Он был вынужден прекратить и посылку государева ясака из-за малочисленности защитников. «Государеву ясачную казну послать стало нельзя, потому что земля вся сколыбалась, драки стали частые, с малыми людьми послать стало невозможно, чтобы над государевою казною иноземцы какого дурна не учинили, а с большими служилыми людьми выслать — надобе людей много, а у нас в войске служилых людей мало», — писал он якутскому воеводе Михаилу Лодыженскому. Эти смелые действия принесли нужные результаты. Казаки и служилые люди поддерживали О. Степанова, который был вынужден отвести свое войско до устья речки Кумары и провести зиму в построенном там остроге.
Дело в том, что маньчжурские правители в Китае решили распространить свое влияние и на Амур, изгнав оттуда русских. Чтобы лишить казаков съестных припасов, было приказано «хлеб не сеять на Амуре и на нижней Сунгари». На нижней Сунгари богдойцы поставили крепость, как заслон против казачьих походов на Сунгари и опорный пункт для борьбы за Амур. Весной 1655 г. десятитысячное маньчжурское войско осадило Кумарский острог и потребовало его сдачи. Казаки отвергли это предложение. Началась долгая осада. Десять дней били по крепости богдойские пушки, огромные метательные машины пускали в крепость пудовые «и пенные заряды, чтобы зажечь острог, а 24 марта богдойцы пошли на штурм, двинув огромные щиты на телегах, обшитые кожей, лестницы на колесах.
Тяжело пришлось осажденным: не хватало боеприпасов, хлеба, людей. Имелась только одна полковая пушка и несколько малых. Но казаки стойко защищались, бросались в рукопашную схватку, нанося большой урон нападающим. Это вынудило маньчжур отступить. Вновь был открыт путь в хлебные районы на Сунгари, а Амур по-прежнему остался под русским владением. На верхнем Амуре и нижней Сунгари ясак был собран без помех.
Укрепляя свои позиции, казаки поднялись по Уссури до устья Имана и в протоки Уссури — Бикин и Хор, включив эту важнейшую часть Уссури в состав русской территории. Затем поплыли вниз по Амуру, собирая ясак с местного населения. Две зимы провели на земле гиляков, построив в устье Амура новый острог. В тот период в районе устья Амура собралось более 600 русских казаков. Помимо возросшего отряда О. Степанова, здесь жили со своими казаками томский казачий атаман. Федор Пущин и замечательный «градоначатец» Петр Бекетов—основатель Якутска, Нерчинска и Братска. Они отправляли отдельные группы казаков в разные походы, то к Татарскому проливу, то к Охотскому морю. Казаки смогли побывать и на Сахалине.
В 1656 г. Ф. П. Пущин, П. П. Бекетов и их товарищи покинули Амур. Но люди О. Степанова продолжали служить на нижнем" Амуре. Зиму 1657—1658 гг. они прожили вблизи современного Комсомольска, в так называемом «Куминском острожке» — нанайском селении Хоме.
Тем временем положение на Амуре резко изменилось. Признание амурским и уссурийским населением власти русских казаков сильно обеспокоило маньчжурских правителей. В 1656 г. по указу маньчжурского императора с Амура и нижней Сунгари насильно были уведены дючеры и часть нанайского населения. Их стойбища были разрушены и сожжены, посевы вытоптаны, колодцы завалены землей. Когда О. Степанов поднялся вверх по Амуру, то нашел только развалины и голые поля. Вновь землепроходцы очутились в тяжелом положении, о чем О. Степанов писал в Якутск: «Теперь все в войске оголодали и оскудали, питаемся травою и кореньями и ждем государева указа». Но указа не последовало, и казаки продолжали терпеть лишения, удерживая Амур.
В конце июня 1658 г. на отряд О. Степанова неожиданно напало огромное маньчжурское войско на 47 бусах, с множеством пушек. Несмотря на огромные усилия казаков, их суда не смогли вырваться из этого кольца. Многие амурские казаки были убиты, в том числе и сам Онуфрий Степанов. Некоторые взяты в плен. А 180 человек во главе с племянником Хабарова — Артемием Петриловским — отошли к устью Амура. О месте их зимовки данных нет. Возможно, что они нашли себе убежище на Сахалине. Такое предположение высказывает Б. Полевой в книге «Первооткрыватели Сахалина».
Так закончился первый этап в освоении русскими Амура. Заслуга Онуфрия Степанова и его отряда, как и Ерофея Хабарова и Василия Пояркова, состояла в том, что они открыли европейцам южную часть теперешнего Дальнего Востока и положили начало ее освоению. Поход Е. Хабарова завершился официальным присоединением Приамурья к России.
Интересное описание Приамурья оставил Николай Гаврилович Спафарий — глава русского посольства, ходившего в Китай в 1675—1678 гг. — в «Сказании о великой реке Амуре»: «А пала река Амур в Океанское море устием однем, а против того устия амурского на море далеко остров великой, а живут на нем иноземцы многие — гиляки породою. А юрты у них деревяные, а носят летом платье из кож рыбих, а зимою носят шубы собачьи. А ездят зимою на собаках нартами, а летом в лотках деревяных, держат в улусах своих собак по 300, и по 400, и по 500, и больше, и медведей кормленных держат, и ядят они рыбу, и собак, и медведей, и всякие морские звери, а по правую сторону моря в воде в губах вырос камыш великой, и тем камышом ездить нельзя в лотках».
Сам Н. Спафарий не был на Амуре, а тем более на Сахалине. Свой рассказ — «Сказание о великой реке Амуре» он составил со слов людей, побывавших в тех местах. Любопытнейшие сведения получил он от тобольского боярского, сына, капитана драгунского строя Степана Васильевича Полякова в июле 1674 г., который передал Н. Спафарию для ознакомления чертеж (т. е. карту) реки Селенги и большой чертеж «Енисейску, Селенгинскому и иным острогам и Даурам и Китайскому и Нинканскому государствам».
Как выяснил Б. Полевой (см. «Первооткрыватели Саха-лина»), это тот самый «волный казак» Стенька Поляков, который в 1652 г. ушел от Хабарова в низовья Амура служить «своей головой». Он первым из русских проведал о далеких японцах — народе «чижем», а в 1653 г. увезен Зиновьевым в Москву (вместе с Хабаровым). Когда его спросили, почему взялся за составление этих чертежей, он просто ответил: «для того, что он, Степан, в тех местах бывал».
В середине XVII века русские люди впервые появились и на острове Сахалине. Весьма важно отметить, что краткое известие о действиях русских на Сахалине в середине XVII века оказалось в сочинении известного японского разведчика) путешественника Мамио-Ринзо, побывавшего в 1808 г. на западном побережье Сахалина.
Приоритет русских в открытии Сахалина вынужден был признать целый ряд иностранных ученых. Например, англичанин Гольдер пишет: «Наши наиболее ранние сведения о Сахалине поступали к нам не от китайцев, японцев, голландцев или иезуитов, а от русских сибирских зверопромышленников, которые, стремясь познакомиться с Приамурьем, пришли в соприкосновение с Сахалином». Даже многие японские ученые считают, что о. Сахалин был присоединен к России «в третий год Кей-Ан», то есть в 1650—1651 гг. Об этом говорится и в японской энциклопедии «Кокусидайдзитэн».
В середине XVII века русским стало известно и о Чукотке, Камчатке и Курильских островах. Это уже результат экспедиции Семена Дежнева и Михаила Стадухина, Владимира Атласова.
Великое географическое открытие Семена Дежнев
В 1641 г. из Якутска был послан Семен Дежнев с 15 казаками собирать ясак на Яну реку. Оттуда добрались они: морем до реки Колымы, срубили острожек и собирали ясак. У местных жителей — прибрежных чукчей наменяли рыбьего зуба — моржовых клыков, которые дорого ценились на европейских рынках (по 40 рублей за пуд, а овца, например, стоила копейки). В Москве и Якутске моржовые клыки именовали «Костяной казной».
В 1648 г. Семен Дежнев во главе трех кочей проплыл вдоль северо-восточных берегов Азиатского материка проливом, который не совсем справедливо носит имя Беринга. Первооткрывателем пролива между Азией и Северной Америкой был С. Дежнев с товарищами.
Возле Большого каменного носа, как назвали дежневцы Чукотский мыс, кочи попали в страшный шторм, их разметало в разные стороны. Один разбило, на двух вступили в Великий океан. Осенние ветры гоняли их беспомощные суда по буйному морю. Кочи вновь разбросало. Дежневский коч выбросило на берег южнее Анадырь реки, второй — анкудиновский, как выяснилось позднее, прибился к восточному берегу Камчатки. Так отважные спутники Дежнева стали первооткрывателями камчатской земли. Весной следующего года, обогнув мыс Лопатку, они побывали (тоже первыми) и у Курильских островов, а затем вышли в Охотское море.
С. Дежнев сообщал в донесениях: «Носило меня по морю всюду по неволью и выбросило на берег и было нас на коче 25 человек и пошли мы в гору, сами путь не знаем, голодны, наги и босы. И шел я, бедный Семейка с товарищами ровно 10 недель и попал на Анадырь реку близко моря». Здесь дежневцы заложили острожек. В осень крепко голодали, а по зимней пороше появились во множестве дикие олени. Долгие годы атаманствовал там С. Дежнев, охотился на моржей, промышляя «рыбий зуб», поставил на Анадыре четыре острожка, один из них ныне г. Анадырь. Только в 1659 г. прибыл ему на смену из Якутска Карабат Иванов. А еще раньше пришли туда сухим путем два отряда колымских казаков Моторы и Стадухина, замкнувших круг открытий на крайнем Северо-Востоке азиатского материка.
В 1662 г. С. Дежнев вернулся в Якутск богатым и знатным человеком. Двадцать лет провел он в тяжелых походах. В Якутске встретили его с почестями, а затем послали в Москву отвезти дорогую «Костяную казну». В Москве его встретили ласково. А когда он подал челобитную (прошение) на выплату ему денежного жалованья и хлебное довольствие за.20 лет службы («за ту его, Сеньки, могутную службу»), дьяки Сибирского приказа принахмурились, но стали считать, переводя хлебное довольствие на деньги. Насчитали 126 рублей, 6 алтын и 5 денег серебром. Но такой суммы в Приказе не оказалось. Доложили царю Алексею Михайловичу, который указал: «За ту его, Сенькину службу и за терпение... выдать за те прошлые годы... треть деньгами, а на две доли сукнами». И получил Дежнев 38 рублей 22 алтына, 3 деньги серебром да 97 аршин темно-вишневого и светло-зеленого сукна.
Так правительство оценило его службу, конечно, не поняв важности его великого географического открытия (потому и Петр I снаряжал туда экспедицию В. Беринга).
Семен Дежнев прошел вдоль северной окраины Азиатского материка, открыл пролив, соединяющий Северный Ледовитый океан с Тихим, открыл и описал Чукотский полуостров. Он сообщил сведения о двух «островах зубатых», т. е. Диомидовых островах в середине Берингова пролива {теперь острова Ратманова и Крузенштерна).
Только спустя 250 лет, в 1898 г. по ходатайству Русского географического общества Большой Каменный мыс, или мыс Восточный, был назван именем Семена Дежнева. В 1910 г. на этом мысу — самой восточной на материке точке нашей страны — в память о выдающемся русском землепроходце был установлен двенадцатиметровый деревянный крест. Рядом возвышается маяк. На одной его стороне, обращенной к океану — бронзовый бюст Дежнева и металлическая доска с надписью: «С. Дежнев в 1648 г. первым из мореплавателей открыл пролив между Азией и Америкой».
Открытие Камчатки
Завершающим этапом открытий и освоения русскими людьми Азиатского материка явилось открытие Камчатки, означавшее более прочное утверждение России на берегах Тихого океана.
В официальной истории географии считается, что Камчатку открыл в 1697 г. Владимир Атласов. Однако многие данные говорят о том, что Атласов был не первым русским, побывавшим на полуострове. То, что Камчатку в России знали до Атласова — это бесспорно. В «Списке с чертежа Сибирской земли» Петра Годунова в 1672 г. упоминается река Камчатка, а «против той Камчатки столп каменный высок горазд». Каменный столп — это мыс Столбовский на восточном побережье полуострова.
Издавна существует легенда, что первооткрывателями Камчатки были русские моряки, приплывшие сюда во второй половине XVII в. на деревянных парусных судах — кочах. Маршрут экспедиции начинался в Якутске, шел вниз по Лене и дальше на восток по Северному Ледовитому океану, через Берингов пролив к камчатской земле. Долгое время народное предание связывало открытие Камчатки с именем Федота Алексеева, спутника казака Дежнева в 1648 г. Достоверность этого факта теперь уже доказана. Но есть упоминание еще о какой-то таинственной экспедиции середины XVII в. на Камчатку. Большую работу по выявлению данных об этой экспедиции провел географ А. Варшавский
В 1730 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях» сообщалось, что капитан Витус Беринг «от тамошних жителей известился, что пред 50 и 60 годами некое судно из Лены к Камчатке пришло». А Беринг сделал на карте Камчатки надпись: «В прошедших годах из Якутска-города морем на кочах были на Камчатке люди».
В 30-е годы XVIII в. ученый Степан Крашенинников, составивший подробное описание Камчатки, упоминает о Федоте-кочевщике, имя которого там упорно связывали с караваном судов, вышедших из Лены.
О возможности такого плавания от Лены к Камчатке говорят и беспристрастные иностранцы. На амстердамской карте 1727 г. приводились такие данные: «Русские, плавающие от Лены и других рек, проходят здесь с целью вести торговлю с камчадалами». Тогда же англичанин Шейхцер писал о двух путях торговли между Сибирью и Камчаткой. Один — через Охотское море, другой — по Лене, вдоль берегов Ледовитого океана. Уже тогда русские моряки умели использовать не только короткую северную навигацию, но и переносить труднейшие зимовки.
На широкой и полноводной реке Камчатке, в устье речки Белой, стоит большой деревянный крест. На верхней перекладине его славянская вязь: «Сего 1697 года июля 18 дня поставиль сей кресть пятидесятникь Володимирь Атласовь с товарищи 55 человек». А на нижней надпись на современной орфографии: «Восстановлено в честь русских землепроходцев, открывших Камчатку, 9 августа 1959 года».
В. Атласов, которого А. С. Пушкин назвал «камчатским Ермаком», проложил путь из Анадыря на Камчатку. Экспедиция Владимира Атласова на Камчатку относится к 1697—1699 гг. Он родом из вологодских крестьян. Двадцать лет прослужил в Якутске, хорошо изучил Восточную Сибирь. В 1695 г. "был послан в Анадырский острог, откуда и отправился в 1697 г. на Камчатку, взяв с собой 60 служилых и промышленных людей да 60 ясачных юкагиров. Его можно назвать первым географом и этнографом Камчатки. По Возвращении он продиктовал приказным людям описание Кам-чатки и ее населения. Хоть и не знал он грамоту, но был весьма любознательным и наблюдательным.
По его словам, племена коряков и камчадалов жили летом в шалашах, напоминавших свайные постройки. Крылись эти жилища шкурами и древесной корой. Внутрь забирались по бревну с глубокими зарубками. Они напоминали терема, в которых аккуратно построили чердаки с островерхой крышей, но забыли сложить стены. Эти жилища строили на берегу рек и высокие столбы спасали людей во время внезапных разливов. Ни дикий зверь, ни внезапное нападение неприятеля не могли застать обитателей стойбища врасплох. Зимнее жилище — земляная юрта с дверью наверху, которая служила и дымоходом и окном одновременно. Чтобы попасть в жилище, нужно было спуститься по зарубкам наклонно поставленного бревна.
«Питаются камчадалы, — говорил В. Атласов, — рыбою и зверем. Едят рыбу сырую. Па зиму запасают ее, складывая в ямы и засыпая землею. Toe рыбу, вынимая, кладут в колоды и наливают водою и, зажегши каменья, кладут в те колоды и воду нагревают. И ту рыбу с тою водою размешивают и пьют, а от тое рыбы дух смрадный исходит»... «Камчадалы державства великого над собою не имеют, только кто у них, в котором роду богатее, того больше и почитают... Жен имеют кто сколько может, по одной и более (до четырех), а веры никакой нет, только одне шаманы, а у тех шаманов различие с иными иноземцы: носят волосы долги».
Сильное впечатление произвела на В. Атласова суровая природа камчатской земли, особое удивление вызвали величественные вулканы: «От устья итти вверх по Камчатке реке неделю есть гора — подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая близь ее ж — подобна сенному стогу и высока гораздо, из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы: будто человек взыйдет до половины тое горы, а там слышит великий шум и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы, которые" люди всходили, назад не вышли, а что тем людям на горе учинилось, не ведают»
Вывез Атласов с Камчатки изрядный ясак: 330 соболей, 190 красных лисиц, 10 морских бобров и другую пушнину. В Анадыре рассказали его казаки, что ительмены смеялись над ними, когда они за нож просили в обмен только 8 соболей, а за топор 10. Железные изделия в сравнении с каменными казались для них бесценными и они их охотно выменивали у русских.
С ясаком Атласов был отправлен в Москву, куда прибыл в 1700 г. Там приняли его с почетом, дали чин казачьего головы и назначили на Камчатку приказным человеком этой новой земли России.
Отчет Атласова о Камчатке, Курильских землях, «черном острове» (Сахалине) и о лежащем далеко на юге «зело чудном Нифонском царстве» (Япония) вызвали большой интерес у Петра I, которому он лично докладывал.
Петр I издал указ о прокладке морского пути на Камчатку и в 1702 г. предписал Сибирскому Приказу собрать подробные сведения об островах, расположенных к югу от Камчатки, т. е. о Курилах и о Японии. И еще при его жизни, в 1722 г. были доставлены в российскую столицу Иваном Евреиновым первые научные сведения о Камчатке и Курильских островах и карта Курильских островов. В 1716 году охотскими мореходами было совершено первое морское плавание из Охотска на _ Камчатку и обратно, а два года спустя к Охотску из Якутска прокладывается по топям, рекам, таежным дебрям и горам более чем тысячеверстный тракт. Охотк становился главной верфью и главным портом России на Тихом океане.
В течение почти 150 лет со времени появления русских на берегах Тихого океана они были единственными хозяевами прилегающих к Сибири морей. Сюда еще не заглядывали ни европейцы, захватившие тогда более теплые страны, ни японцы, замкнувшиеся (в силу законов изоляции) на своих островах и лишь изредка попадавшие к русским в качестве жертв кораблекрушений.
Если XVII век принес первые сведения о Курильских островах, то XVIII век стал веком их широкого исследования, освоения и присоединения к России.
Так завершился первый этап великих географических открытий славной плеяды русских землепроходцев. Инициаторами в этом деле выступали отдельные пытливые люди — крестьяне, промышленники (промысловые люди) и вольные казаки, а за ними шли приказные люди, официально закреплявшие эти земли, в составе России.
Еще с середины XVII века началось русское заселение Приамурья. Сюда шли крестьяне, служилые люди, промышленники. Илимский и Якутский воеводы Б. Оладьин и М. Ладыженский сообщили, что в 1656 г. из Ильинского и Верхоленского острогов служилые люди и крестьяне «мало не все ушли в Дауры». Сибирские воеводы даже установили по дорогам заставы, чтобы задержать бежавших в Даурию крестьян служилых людей, спасавшихся от помещичьей кабалы и произвола властей.
А местное население приняло русское подданство уже в результате похода Е. Хабарова и вносило ясак русским властям. Малонаселенность края позволяла русским людям заселять его без каких бы то ни было вооруженных столкновений с местными жителями. Напротив, русские охотно вступали в хозяйственные и семейные связи с аборигенами, способствуя их экономическому и культурному развитию, способствуя разложению родовых отношений в их племенах.
Русская крестьянская колонизация принесла в Приамурье более передовые способы ведения хозяйства: обработку земли сохой с железным сошником и бороной, трехпольную систему земледелия. Русские поселенцы строили водяные мельницы, научили местных жителей печь хлеб, ловить рыбу неводом и пользоваться для охоты ружьем, плавить и ковать железо.
Присоединение Приамурья к русскому государству было не только политическим актом. Эти земли становились и по составу населения и экономически органической частью русс кого государства.
К 80-м годам в Приамурье била ключом русская жизнь. По свидетельству академика Хвостова, «русская колонизация захватила не только левый, но и правый берег Амура и Аргуни, то есть нынешнюю северную Маньчжурию. Русские землепроходцы, главным образом казаки, проникали и в Приморье и на Нижний Амур. Приамурье было даже более обжито, чем Забайкалье». Об этом свидетельствует даже простой перечень имевшихся здесь русских селений — слобод, деревень, заимок: Усть-Аргунская, Покровская, Игнашино, Солдатово, Озерная, Андрюшкино, Паново, Ильинское, Мо-настырщино, Верхне-Зейское, Селемджинский острожки, на правом берегу Амура — Кумарское. Центром этого района был Албазинский острог (на его месте сейчас село Албазино). Первоначально управление им осуществлялось из Якут-ска, затем через Нерчинск, а в 1683 г. создастся Албазинское воеводство — выделяется из Нерчинского уезда.
К тому времени в Забайкалье и Приамурье проживало более полутора тысяч русского мужского населения. Большинство их прибыло на Амур с семьями и жило мирным крестьянским трудом. Только в районе Албазина было более 300 семей. В 1685 г. ими было распахано и засеяно более 1000 десятин земли да на государевой пашне — более 50 десятин. Примечательно то, что земледелие русских поселенцев на Амуре развивалось без поддержки государственной власти.
Хозяйственное освоение Приамурских земель русскими переселенцами не исчерпывалось земледельческой деятельностью. Важное значение имела промысловая и торговая деятельность. Промышленные люди шли из Якутии и Прибайкалья на Зею, Бурею, промышляли соболя, лис, белку, изюбря и в низовьях Амура, и на побережье Охотского моря. Приток этих зверопромышленников на Амуре стимулировался развитием земледелия, т. е. достаточным количеством продовольствия. В 60—80-х годах XVII в. Албазинский уезд не нуждался в привозном хлебе (чем отличался от Забайкалья), его даже вывозили в Нерчинск.
Велись поиски рудных ископаемых. В начале 70-х годов началась опытная эксплуатация свинцовых и серебряных месторождений, на базе которых были созданы Нерчинские заводы. В 1681 г. неподалеку от серебряных месторождений возник Аргунский острог. Крестьяне-рудознатцы обнаружили железную руду не только в Забайкалье, но и на Амуре, в Белых горах между устьем Селемджи и Зеей.
Важное значение придавалось поиску соли. В Нерчинск и Албазин она доставлялась из казенной Усть-Кутской и частной Ангарской солеварен вьюками на лошадях промышленными и служилыми людьми. Перевозка ее была очень трудной и дорогой.
Приамурье, как и Забайкалье, втягивалось в торговые связи с сибирскими районами и даже с европейской частью страны. В торговых операциях участвовало нарождавшееся сибирское купечество и крупные российские купцы, которые нередко целые годы проводили по приамурским селениям сами или их приказчики, и хорошо знали нужды этих мест, имели связи с местным населением. Они создавали артели зверопромышленников, скупали меха, особенно соболинные. На Запад («на Русь») увозили большие партии соболинных шкурок, а оттуда привозили ремесленные изделия—«русский товар» (даже значительными партиями): грубый холст, сермяжное сукно, овчины, шубы бараньи (кафтаны), сафьян, кумачи, миткаль, попоны, медные и чугунные изделия, зеркала, ярославские, бумагу, церковную утварь, хмель, винные ягоды и т. п.
Важную роль играли торговые люди и в хлебной торговле. Помимо доставки хлеба, они сами «заводили пашню большую и хлеб всякий сеяли», строили мельницы.
Торговые люди оказывали финансовую помощь администрации, ссужали, например, воеводу для выплаты жалованья служилым людям, помогали им в закупке боеприпасов и т. д.
Главной перевалочной базой торговли с Сибирью был Иркутск, ставший к 80-м годам XVII в. значительным торговым центром. Через него Забайкалье и Приамурье вошли не только в систему сибирского товарооборота, но и втягивались в складывавшийся всероссийский рынок.
Постоянными, наезженными путями устанавливается связь Албазинского воеводства с Сибирью. Один из них вел непрерывной водной дорогой из Нерчинска по Шилке и Амуру, другой (очень длинный и трудный) на Север и — в Илимск, Якутск и к Удскому острогу.
Торговые люди старались наладить связь и с ближайшими соседями. Однако, политика богдыханского правительства, стремившегося изолировать страну от внешнего мира, мешала развитию торговли. Но вопреки этому развивалась русско-китайская торговля. В Китай сбывались русские меха, железные изделия и прочее, а из Китая ввозили ткани, чай, посуду и т. д. После 1689 г. основная торговля России с Китаем шла через Нерчинск, а затем — Иркутск, с 1727 г. стала налаживаться по Кяхтинскому тракту.
Шла торговля и с Северной Монголией.
На основе многообразной хозяйственной деятельности русских людей утверждались неразрывные связи с коренным населением.
От интенсивности русского заселения и развития хозяйства русских поселенцев зависела и оборона Приамурья, да и всей Сибири от иноземных захватчиков.
Политическая обстановка на Дальнем Востоке зависела прежде всего от отношений между двумя наиболее сильными государствами — Россией и Китаем. Занятая с середины W1I века борьбой с Польшей, а затем с Турцией за сохранение в своем составе присоединившейся Украины, Россия на своих сибирских рубежах стремилась держаться мирной политики, была заинтересована в упрочении своих торговых и дипломатических связей с восточными государствами.
По мере присоединения южно-сибирских и амурских народов к России в Сибири и на Амуре устанавливались российские границы. Неизбежно возникала проблема государственного размежевания между Россией и Китаем. Но маньчжурские правители в Китае (в 1644 г. маньчжуры завоевали Китай и возвели на престол своего императора) не хотели устанавливать общих границ с Россией. Опасаясь за свои вотчинно-династические интересы в Маньчжурии и надеясь в дальнейшем активизировать политику внешних военных захватов, они стремились окружить Китай зоной малонаселенных вассальных территорий.
Враждебную реакцию у маньчжурской династии Цин вызвало появление русских на Амуре. Тем более, что, по мере освоения русскими Приамурья, аборигенное население все более занимало позицию не в пользу маньчжурской стороны, принимало русское подданство.
С 1652 г началось маньчжурское вторжение на Амур. Пользуясь численным превосходством, они открыли военные действия против русских, стали угонять и разорять с насиженных мест аборигенное население. Зиновьев, бывший на Амуре в 1653 г. с воеводскими полномочиями, вернувшись в Москву в конце 1654 г., докладывал, что «даурские иноземцы били челом о вечном холопстве и просили, ...чтоб государь пожаловал, велел их оберегать от богдойского царя».
Но защитить местное население малочисленные русские отряды не могли. Идти же на войну с Китаем правительство России не собиралось, избрав защитный вариант. В течение многих лет русские отряды отражали натиск маньчжурских отрядов, нанеся им ряд серьезных поражений, особенно у стен Албазинской крепости. Цинские правители все более убеждались в непрочности своей власти над угнанным в Маньчжурию населением амурского бассейна, в невозможности поднять восстание местного приамурского населения против русских властей.
С начала 80-х годов маньчжурские правители, подавив, сопротивление китайского народа, стали готовиться к широким завоевательным действиям против России, к захвату Приамурья и Забайкалья. Для этого они склоняли к союзу и северомонгольских феодалов.
Но им пришлось столкнуться с большими трудностями
Главное, что наступление на Приамурье должно было вестись «по незнакомой и хозяйственно совершенно не освоенной стране, вдали от фактических границ империи. Дело в том, что к моменту прихода русских на Амур северный государственный рубеж Китая был обозначен Великой китайской стеной (протяженностью в 4 тыс. кв. м.) в 1 тыс. с лишним километров на юго-запад от Амура и Уссури, а племенное объединение маньчжур, насчитывавших не более 500 тыс. человек (обитало в районе Ляодунского полуострова и реки Ляохэ) — на расстоянии 800 и более километров на юг и юго-запад от Амура и Уссури. После ухода основной части маньчжуров на территорию Китая район их первоначального расселения остался почти безлюдным. Маньчжурия до конца XIX в. оставалась отдельным образованием, куда китайцам было запрещено вселяться и заниматься хозяйственной деятельностью. Эти земли маньчжуры объявили племенной вотчиной. Северные пределы своей империи маньчжуры обозначили в конце 70-х и начале 80-х гг. XVII в. так называемом «ивовым полисадом» — линией укреплений и караулов, проходившей вблизи Мукдена (ныне г. Шэньян, центр Шэньяпского большого военного округа, включающего три провинции: Хэйлунцзян, Гирин и Ляонин), и выезд маньчжурских подданных за пределы «полисада» рассматривался как выезд за границу.
Следовательно, сами маньчжуры обитали на расстоянии 800 и более километров на юг и юго-запад от Амура и Уссури. Исследователи Приамурья в XIX в., в том числе и известный китаевед XIX в. академик В. П. Васильев, отмечали, что крайним северным пределом маньчжурских поселений были Нингута (современная Ниньань) на притоке р. Сунгари—Муданьяцзян, и Иланьхала (Илань, Сапьсип) на Сунгари.
Вот почему понадобилось им тогда почти два года для создания в северных и северо-восточных районах Маньчжурии тыловых опорных пунктов, прокладки дорог, заготовки провианта и военных запасов, строительства речных судов (бусов), изучения местных условий, сбора разведывательных данных. В Маньчжурии к 80-м годам было лишь два опорных пункта: Нингута (создана в 1636 г. на притоке Сунгари) и Гирин на р. Сунгари (создан в 1674 г.). В 1683 г. возникает Айхунь (Айгунь) на правом берегу Амура, напротив устья р. Зеи.
В начале 1683 г. Канси приказал войскам идти из Гирина и Нингуты к Амуру, укрепляться на его берегах и в крепостях Айхунь и Хумар. Основной удар решили нанести на Албазин, а затем на Нерчинск, но предварительно захватить русские остроги на Зее и Селемдже, вытеснив оттуда русских создав у Албазина базы для его осады. Военные действия развернулись летом 1683 г. силами 15 тыс. маньчжурского войска, которое с 300 пушками шло к Албазину по Амуру, и такая же конная армия должна была идти сухим путем на Нерчинск.
Небольшие группы защитников русских городков на Амуре оказали героическое и длительное сопротивление завоевателям. Немаловажную роль сыграла в этом и поддержка русских местным населением Приамурья. Маньчжур поражало наличие среди русских воинов тунгусского и бурятского населения.
Однако, пользуясь своим численным превосходством, завоеватели вынудили русских к подписанию в 1689 г. Нерчинского договора, установившего русско-китайскую границу, которая не соответствовала фактической границе русских поселений и границе трудовой деятельности русского населения. Начиная от р. Горбицы земли по среднему и частью по нижнему течению Амура и по его левым притокам, принадлежащие уже более 40 лет России, признавались «лежащими во владениях китайского государства».
Но русским послам удалось отстоять право России на Забайкалье и побережье Охотского моря. Земли к югу от р. Уди до Большого Хинганского хребта признавались неразграниченными между обоими государствами. А так как горные хребты в Приамурье и многие реки были плохо известны, граница, установленная «по каменным горам», не могла быть точно определена.
Занятое конфликтами с Турцией, Крымским ханством и Швецией, правительство России вынуждено было утвердить договор. Ценой огромных уступок, которые в России считались временными, удалось приостановить дальнейшую агрессию цинской империи в Восточной Сибири.
Насильственное ограничение дальневосточных рубежей России тормозило дальнейшее экономическое развитие всей Восточной Сибири.
Захват цинскими правителями части Приамурья и гибель там русского земледелия задержали почти на 200 лет социально-экономическое, хозяйственное и культурное развитие этого края.
Но важно то, что Пекинские правители не добились основной цели — Россия сохранила свои позиции на Дальнем Востоке. А русское трудовое население расценивало Приамурье как временно оставленный край. И действительно, вынужденная территориальная уступка со стороны России могла иметь лишь временный характер, вызванный маньчжурской агрессией. Нерчинский договор был лишь началом в установлении пограничной линии между Россией и Китаем.
Приамурье надолго было отторгнуто от России. Русское земледелие и промыслы были там уничтожены. Более полутора веков территория Приамурья оставалась неосвоенным, пустынным краем.
ЛИТЕРАТУРА
Александров В. А. Русское население Сибири XVII — начала XVIII вв. М. «Наука», 19(4 г.
Александров В. А. Начало освоения русским населением Забайкалья и Приамурья (XVII в.) — «История СССР», 1968, № 2.
Александров В. А. Россия на дальневосточных рубежах (вторая -половина XVII в.). М., «Наука», 1969 г.
Амур — река подвигов. Художественно-документальные повествования приамурской земле, ее первопроходцах, защитниках и преобразователях. Хабаровск, кн. изд-во, 1970 г.
Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Запададной Америке XVII—XVIII вв. Редактор член-корреспондент АН СССР А. В. Ефи-мов. М., «Наука». 1964 г.
Белов М. И. Семен Дежнев. 2-е изд. М., «Морск. транспорт», 1955.
Белов М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века. Т. I. М., «.Морск. транспорт», 1956.
Георгиевский А. П. Русские на Дальнем Востоке. Владивосток, 1926.
Долгих Б. О. Этнический состав и расселение народов Амура в XVII веке по русским источникам — «Сборник статен по истории Дальнего Во-стока», М., 1958, с. 125—142.
Ефимов А. В. Из истории великих русских географических открытий. М., «Наука», 1971.
Забелин И. Встречи, которых не было. М., «.Мысль», 1966.
Задорнов Н. П. «Амур-батюшка», «Далекий край», «К океану», любое изделие.
История Сибири т. 2. Л., «Наука», 1968,
Кабанов П. И. Амурский вопрос. Благовещенск, Амурск, кн. изд-во, 1959.
Кабанов П. И. Народы Амура в середине XIX в. — «Ученые записки МГЛИ т. XXVI. Кафедра истории СССР. Вып. 3. М., 1953 г., с. 147—164. Маньчжурское владычество в Китае. Сб. статей. Отв. редактор
Л. Тихвинский. М., «Наука», 1966.
Наволочкин Н. Д. «Амурские версты». Хабаровск, 1974.
Полевой Б. П. Первооткрыватели Сахалина. Южно-Сахалинск, 1959 (пыл. дан. 1960).
Романенко Д. И. Ерофей Хабаров. М., «Моск. рабочий», 1969.
Рябов Н. И., Штейн М. Г. Очерки истории русского Дальнего Востока. XVII—начало XX вв.Хабаровск,1958.
Сафронов Ф. Г., Ерофей Павлович Хабаров, Хабаровск, 1956.
Степанов А. А. Некоторые вопросы истории Хабаровска — «Вопросы географии Дальнего Востока. Сб. четвертый». Хабаровск, 1960, с. 328—350.
Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения в 1697—1875 гг. М., Изд. вост. лит., 1960 г.
Хвостов В. М. Китайский счет по реестру и правда истории «Между-народная жизнь». 1964 г. № 10, с. 21—27.
Шумков В. И. Очерки по истории земледелия Сибири (XVII в.). М., АН СССР, 1956.
Яковлева П. Т. Первый русско-китайский договор 1689 -года. М., АН СССР, 1958.