Украинизация штатных частей российской армии началась почти сразу после победы Февральской революции 1917 года.
Идея создания военных украинских частей, которые должны были носить национальную символику и формировались с учетом давних милитаристских традиций, упала на благодатную почву национального подъема в Украине.
Тогда в среде офицеров украинского происхождения национальные идеи были весьма популярны. Например, Чугуевское военное училище было известно в то время как рекордсмен по количеству Георгиевских кавалеров среди своих выпускников и как «рассадник мазепинства». Хватало патриотов и среди офицеров-фронтовиков. Процесс украинизации происходило практически одновременно тремя независимыми друг от друга путями.
В начале 1917 года в действующих соединениях и резервных частях российской императорской армии находилось около 3,5 млн украинцев и лиц, родом из украинских губерний, при общей численности армии 9600000 солдат и офицеров. В условиях активизации национального движения и попыток ввести автономный статус для украинских губерний в составе России необходимость опереться на силу была очевидной.
6 марта группа офицеров и военных чиновников, принадлежавших к «Братству самостийников», собрала в Киеве подготовительное вече тамошнего гарнизона. Возглавлял эту инициативную группу военный чиновник и лидер самостийников, харьковский адвокат Николай Михновский. 9 марта собрание объявили о создании Учредительного военного совета, а уже через два дня почти тысяча воинов сформировала украинский добровольческий полк.
16 марта появился Украинский военный клуб имени гетмана Павла Полуботка, задачей которого было «сплочения всех воинов-украинцев к немедленной организации национальной армии, могущественной и военной силы, без которой нельзя и помыслить о получении полной свободы для Украины». Непосредственной организацией частей занялся украинский военный комитет во главе с полковником Глинским.
Просто под занавес упомянутого выступления новобранцы на киевском пересыльном пункте потребовали признать их третьим украинским полком имени Грушевского. Чтобы не обострять ситуацию, ЦР немедленно сделала это, после чего отправила его на фронт. Туда же один за другим отправились части имени Богдана Хмельницкого и имени гетмана Полуботка, а за ними и большинство членов военного клуба Полуботка. И хотя деятельность последнего была приостановлена, обуздать стихийную украинизации армейских частей оказалось практически невозможно. Инициаторами этого процесса часто становились сами солдаты и офицеры русской армии.
Инициатива «снизу»
Стихийная украинизация военных частей фактически началась после Февральской революции, когда в российской армии стали массово возникать солдатские советы и комитеты. В полках, где преобладали украинцы, последние быстро овладевали советами и настаивали на признании их частей украинскими. До определенного времени такие требования имели декларативный характер. Но все изменилось в мае 1917 года, когда в Киеве собрался I Всеукраинский военный съезд, на который приехали около 700 делегатов от почти миллиона солдат и офицеров-украинцев.
Под давлением резолюций съезда военный министр Временного правительства Александр Керенский согласился провести украинизацию трех корпусов российской армии: 6-го, 17-го и 41-го. Они были выбраны не случайно - именно в этих корпусах большинство личного состава составляли россияне. Однако упомянутый процесс происходил даже несмотря на сопротивление Верховного командования. Компромиссы сверху дополнились инициативой снизу.
До 6-го армейского корпуса стараниями главы корпусной совета Петра Трофименко начали массово поступать пополнение из Украины, туда же по собственному желанию переведены офицеры-украинцы. Украинизации корпуса ожесточенно сопротивлялись российские офицеры, несмотря на давнюю историю этого соединения (например, 62-м Суздальским полком, который был в составе 6-го корпуса, в свое время командовал фельдмаршал Александр Суворов). В результате сложных переговоров было принято решение выделить из его состава офицерские кадры для создания украинского соединения, которое впоследствии переименовали во 2-й Запорожский корпус.
На других фронтах украинизация проходила с переменным успехом. Бывали случаи, когда командующие российскими корпусами и армиями, русские по происхождению, не препятствовали, а, наоборот, способствовали указанному процессу. Объяснялось это прежде всего тем, что украинизированные части оказывались удивительно устойчивыми к большевистской пропаганды. На Северном фронте создания украинской бригады поддерживал лично командующий 14-го армейского корпуса генерал-лейтенант Алексей Будберг. «Надо было, не ожидая ни на какие разрешения, украинизировать полки и тогда вероятно они удержались бы», - сетовал впоследствии российский генерал.
РОССИЙСКИЙ ФАКТОР
Очень удивительной казалась позиция некоторых российских генералов по украинизации армейских частей. Павел Скоропадский в своих мемуарах признавал, что украинизацию подчиненного ему 34-го армейского корпуса он начал по приказу Верховного главнокомандующего Корнилова, едва не против своей воли.
Генералы-украинцы относились к этому процессу крайне осторожно, учитывая прежде всего особенности политики ЦР. «Мое впечатление такое, что в украинском движении есть здоровый национальный подъем, только не хватает серьезных государственных людей», - вспоминал Скоропадский. Такое же мнение разделял губернский комиссар Черниговщины и член ЦС Дмитрий Дорошенко: «Социалисты, которые полностью заполнили Центральную Раду, требовали начать строить Украину так сказать на пустом месте».
Впрочем, тот факт, что наибольшей по численности и самой боеспособной частью между украинизированных соединений российской армии оказался 34-й армейский корпус генерала Скоропадского, имеет вполне простое объяснение. Он был единственным, который украинизировали не стихийно и с декларативной импровизацией, а соответственно четкого плана по определенному содействии Верховного командования. Результатом этой работы стало создание мощного формирования с отлаженной системой управления и связи, работой офицеров.
Причина, по которой Верховный главнокомандующий российской армии генерал от инфантерии Лавр Корнилов увлекся украинизацией 34-го корпуса «вплоть до лазаретных команд», проясняется в воспоминаниях генерала Скоропадского: путем украинизации его пытались оградить от пропаганды большевизма. Но можно предположить и другую версию. Упомянутый процесс должен завершиться 15 августа, однако корпус нуждался еще во времени на формирование и потому остался пока в своих предыдущих лагерях. А уже 27 августа вспыхнул военный путч, известный в истории как Корниловский мятеж. Характерной особенностью этого заговора было то, что ее ударной силой выступили Донская, Уссурийская казацкая и Дикая дивизии. Ни донские и кубанские казаки, ни кавказцы с Дикой дивизии в те времена не считали себя русскими. Скоропадский вспоминал, что даже конвой генерала Корнилова состоял из конных туркмен, а не из русских воинов. Неудивительно, что большевистская пропаганда наибольший отклик находила в среде последних, а наименьший - среди представителей других национальностей.
Может планировал Корнилов бросить против большевиков-русских еще солдат-украинцев Скоропадского? Трудно сказать, однако бесспорным является тот факт, что после корниловского мятежа командование российской армии внезапно отменило украинизацию своих частей. Правда, беспорядок и бардак в ней на тот момент достиг такого предела, что и войска, и ЦР этот приказ просто проигнорировали.
После большевистского переворота в Петрограде столкновения между сторонниками Временного правительства и красными вспыхнули и в Киеве. 28-31 октября на улицах города развернулись полномасштабные бои. В этих условиях воспитанники 1-й Украинской военной школы, бойцы 1-го запасного полка и делегаты III Всеукраинского военного съезда заняли оборону в районе, где содержались учреждения Центрального Совета. А в то же время в Киев прибыли полки имени Хмельницкого, имени Полуботка, имени Грушевского, а также 413-й и 414-й пехотные полки из корпуса генерала Павла Скоропадского. 31 октября 1917 бои на улицах закончились победой Центральной Рады.
Но, несмотря на это, руководящий орган Украинской революции никак не пересмотрел своих пагубных для безопасности государства взглядов на сущность военного строительства. Достижения украинизации российской армии с необычайной легкостью потеряли социалисты ЦР, которые в январе 1918 года во время решающего наступления большевистских войск на Киев приняли закон, который предусматривал ликвидацию регулярной армии и замену ее народной милицией. «Общее озброення народа», которое предлагали украинские левые, привело к большевистской оккупации Украины и заключения «хлебного мира» со странами Четвертного Союза.
Нереализованный военный потенциал армии УНР
В результате полустихийно украинизации состоянию на октябрь 1917 года среди частей российской армии Украинской себя объявили: на Румынском фронте - 10-й и 26-й армейские корпуса в составе пяти пехотных дивизий, плюс три отдельные кавалерийские дивизии, на Юго-Западном - 31 -й, 32-й, 34-й, 51-й армейские корпуса и 74-я пехотная дивизия, на Западном - две украинские дивизии с украинским 11-го корпуса и 137-й дивизии, на Северном - 21-й армейский корпус на Кавказском фронте - 5-й Кавказский корпус в составе двух дивизий.
Как уже говорилось, первым украинскую автономию признало Временное правительство, еще в июне 1917 года. Это решение вызвало серьезный правительственный кризис, и из «Временного» вышли представители партии кадетов.
Никакие большевики к этому решению Временного правительства причастны не были.
О том, что творилось тогда на Украине, вспоминал в своих мемуарах великий князь Александр Михайлович (он был двоюродным братом и зятем Николая Второго).
Его "Книга воспоминаний" была издана в эмиграции, в 1932 году. Александр Михайлович сам жил тогда в Киеве и подробно описывал свои впечатления от увиденного:
"На знаменах, которые несли полные революционного энтузиазма манифестанты в Киеве, четкими буквами были написаны новые политические лозунги:
«Мы требуем немедленного мира!»
«Мы требуем возвращения наших мужей и сыновей с фронта!»
«Долой правительство капиталистов!»
«Нам нужен мир, а не проливы!»
«Мы требуем самостоятельной Украины».
Последний лозунг — мастерской удар германской стратегии, нуждается в пояснении.
Понятие «Украина» охватывало колоссальную территорию юго-запада Poccии, граничившей на западе с Австрией, центральными губерниями Великороссии на севере и Донецким бассейном на востоке. Столицей Украины должен был быть Киев, а Одесса — главным портом, который вывозил бы пшеницу и сахар.
Четыре века тому назад Украина была территорией, на которой ожесточенно боролись между собою поляки и свободное казачество, называвшее себя «украинцами». В 1649 г. Царь Алексей Михайлович, по просьбе гетмана Богдана Хмельницкого, взял Малороссию под «свою высокую руку». В составе Российской Империи Украина процветала, и русские монархи приложили все усилия, чтобы развить ее сельское хозяйство и промышленность.
99% процентов населения «Украины» говорило, читало и писало по-русски, и лишь небольшая группа фанатиков, получавших материальную поддержку из Галиции, вела пропаганду на украинском языке о пользу отторжения Украины.
Вильгельм II часто дразнил своих русских кузенов на тему о сепаратистских стремлениях украинцев, но то, что казалось до революции невинной шуткой, в марте 1917 года приобретало размеры подлинной катастрофы.
Лидеры украинского сепаратистского движения были приглашены в немецкий генеральный штаб, где им обещали полную независимость Украины, если им удастся разложить русский фронт. И вот миллионы прокламаций наводнили Киев и другие крупные населенные пункты Малороссии.
Их лейтмотивом было: полное отделение Украины от Poсcии. Русские должны оставить территорию Украины. Если они хотят продолжать войну, то пусть борются на собственной земле.
Делегация украинских самостийников отправилась в С. Петербург и просила Временное Правительство отдать распоряжение о создании украинской армии из всех уроженцев Украины, состоявших в рядах русской армии. Даже наиболее левые члены Временного Правительства признали этот план изменническим, но украинцы нашли поддержку у большевиков.
Домогательства украинцев были удовлетворены…
Воодушевленные своим первым успехом, банды немецких агентов, провокаторов и украинских сепаратистов удвоили свои усилия..."
Как видим, великий князь возлагает вину за сотрудничество с германским генеральным штабом и развал русской армии вовсе не на одних большевиков, как это принято сейчас делать, а на тогдашних украинских националистов, которые исполнили в этом деянии роль «первой скрипки» на Украине.
Справедливости ради, надо сказать, что первыми начали пытаться «украинизировать» целые дивизии и корпуса (!!!) русской армии тоже не пресловутые большевики, а прославленные и «пропиаренные» тогда во всех СМИ царские полководцы Брусилов и Корнилов. В Феврале 1917 года, после отречения Николая Второго, они очень быстро сориентировались в ситуации и поддержали Временное правительство (присягнув ему в первых рядах).
Весной 1917 года они занимали ключевые должности в «самой демократической армии мира».
После оглушительного провала попытки наступления войск Юго-Западного фронта (в июне 1917 года, т.н. «наступление Керенского»), деморализованные толпы этой «самой демократической армии мира» бежали с фронта в тыловые районы страны, попутно совершая жуткие насилия, грабежи и убийства собственного населения.
Казачий генерал Петр Краснов, впоследствии, так описывал тогдашнюю ситуацию:
"Пехота, сменившая нас, шла по белорусским деревням, как татары шли по покоренной Руси. Огнем и мечом.
Солдаты отнимали у жителей все съестное, для потехи расстреливали из винтовок коров, насиловали женщин, отнимали деньги.
Офицеры были запуганы и молчали. Были и такие, которые сами, ища популярности у солдат, становились во главе насильнических шаек.
Ясно было, что армии нет, что она пропала, что надо как можно скорее, пока можно, заключить мир и уводить и распределять по своим деревням эту сошедшую с ума массу».
Подчеркнем, что этот вывод о том, что армия, в массе своей, разложилась и необходимо СРОЧНО заключать мир, делает не какой-нибудь «большевистский агитатор», а известнейший тогда генерал, который САМ видел все эти жуткие преступления и безобразия.
В этой обстановке всеобщего развала и разложения русской армии, стали возникать различные фантастические проекты по ее спасению.
Предполагалось, что в условиях отсутствия дисциплины и вседозволенности, распущенных и потерявших всякое уважение к своим командирам солдат, вдруг «вдохновят на подвиги» батальоны ударников, женские «ударные батальоны смерти» и т.п. революционные нововведения. 22 мая (4 июня) 1917 года генерал А.А. Брусилов, назначенный Верховным главнокомандующим, отдаёт приказ № 561, в котором говорилось:
«Для поднятия революционного наступательного духа армии является необходимым сформирование особых ударных революционных батальонов, навербованных из волонтёров в центре России, чтобы этим вселить в армии веру, что весь русский народ идёт за нею во имя скорого мира и братства народов с тем, чтобы при наступлении революционные батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся».
Не правда ли, любопытнейший документ?!
Во-первых, Брусилов в боевом приказе (!) умудрился в одном предложении ТРИЖДЫ применить термин «революционные» по отношению к своим войскам.
Во-вторых, целью войны названа отнюдь не победа над «коварными тевтонами» и их союзниками, а… достижение какого-то «скорого мира и братства народов»!!!
Это вам не напоминает слегка переиначенный знаменитый лозунг «мира без аннексий и контрибуций»?!
Итогом этой затеи стало классическое «хотели как лучше, а получилось - как всегда».
В результате лучшие (сохранившие желание драться и привычку к повиновению) солдаты и офицеры уходили в эти немногочисленные «ударные батальоны», а оставшаяся масса войск становилась и вовсе совершенно неуправляемой.
Одними из таких спорадических нововведений и стали попытки сформировать «национальные» части.
Дурной пример латышских полков, сформированных с разрешения еще Николая Второго, в 1915 -16 годах, сыграл тут свою роковую (для русской армии) роль.
Полки эти, сформированные по национальному признаку, действительно неплохо воевали с германскими войсками и сохранили в своих рядах дисциплину и боеспособность.
Наши политические горе-стратеги, видимо, решили (на их примере) что и другие «национальные» части тоже покажут остальным, стремительно разлагающимся, войскам пример того, как надо воевать.
О том, что латышским частям, в годы ПМВ, помогала воевать старинная ненависть латышей к немецким баронам и то, что латышские части на тогда воевали на СВОЕЙ, латышской земле, во внимание почему-то не принималось.
Как не подумали и о том, что на смену германофобии, у латышских частей, при определенных условиях, запросто может прийти и самая оголтелая русофобия…
Постепенно шло формирование латышских, чехословацких, польских и сербских национальных частей.
Дошла очередь и до украинских национальных формирований. Только тут была одна важная особенность: если все остальные части формировались «с нуля», то украинские части стратеги Временного правительства решили создать путем «перекрещивания» обычных русских дивизий и корпусов в украинские. Так и производилась их «украинизация».
Очень любопытны подробности появления на свет первого украинского армейского корпуса.
Его создавали на основе 34-го армейского корпуса, по прямому приказу Верховного главнокомандующего русской армией Л.Г. Корнилова.
Об этой истории рассказывал сослуживец и однополчанин генерала П.Г. Скоропадского (будущего гетмана оккупированной немцами Украины) В. Кочубей на страницах белоэмигрантского журнала «Военная Мысль» (№№95 и 96 за 1969 год).
Вот что он рассказывает:
«34-й армейский корпус, был формирован только летом 1915 года, в состав которого входили второочередная 56-я пехотная дивизия, прозванная за свои постоянные бегства с фронта «орловскими рысаками», и другая, 104-я пехотная дивизия, сформированная из ополченских дружин...
Около нового года (1917-го) части одной из дивизий нашего корпуса взбунтовались. Штаб фронта отозвал командира корпуса, генерала Ш., и назначил на его место Скоропадского, приказав ему подавить бунт самыми радикальными мерами, не исключая и массовых расстрелов, и не допустить, чтобы беспорядки перебросились бы на соседние части. Надо признать, что задача была не из приятных.
Когда Скоропадский прибыл в Углы, своего предшественника, генерала Ш., он там уже не застал. Прежде всего он потребовал от начальника штаба корпуса и от начальника дивизии доклада о причинах бунта. Причина эта оказалась отнюдь не политического, а чисто экономического характера, — скажем точнее — «вопросы желудка».
Зима 1916-17 гг. была холодная и многоснежная, до железнодорожной станции (если не ошибаюсь — Манкевичи), на которую базировался наш корпус, было около 35 верст скверными лесными, засыпанными снегом дорогами. Начальство, по-видимому, не особенно энергично следило за подвозом продуктов, и люди стали голодать.
Это и вызвало бунт: «Держите нас в окопах, гоните в атаку, а жрать не даете!» Скоропадский приказал выстроить бунтовавшие части, обошел их, объяснил, почему произошла задержка с подвозом, и обещал, что примет самые энергичные меры к тому, чтобы подобное больше не повторялось. Полки, видя молодого, энергичного генерала, ответили веселым: «Рады стараться, Ваше Превосходительство!» и бунт был окончен…»
Как видим, еще ДО событий Февраля 1917 года, в Действующей армии случались бунты целых дивизий (!!!) .
Командование Юго-Западного фронта (в лице А.А. Брусилова) не было намерено «миндальничать» со смутьянами, и приказало новому командующему армейским корпусом «подавить бунт самыми радикальными мерами, не исключая и массовых расстрелов».
(Это к сведению тех, кто любит рассуждать о суровости приказов советского командования в годы Великой Отечественной войны).
Скоропадский оказался умным человеком и вместо применения «массовых расстрелов» сумел вникнуть в ситуацию и устранить причину бунта (организовать питание своих бойцов на передовой).
Непонятно, что же помешало это сделать предыдущему комкору?!
«Наш 34-й корпус считался в то время одним из лучших во всей нашей армии…
Тот факт, что ко времени начала революции и ее первых месяцев корпус стоял на позиции в глуши Пинских болот и лесов, спас его от быстрого разложения, которому подверглись иные корпуса и дивизии нашей армии. Суровая, многоснежная зима, отдаление от железной дороги и т. д. отбили у агитаторов охоту отдаляться от городов и железнодорожных станций и ввязываться в полесскую трущобу. С другой стороны, во главе корпуса стоял теперь молодой генерал, пользовавшийся уважением, любовью и полным доверием своих подчиненных, которые верили ему и знали, что он не потребует от них чего-нибудь невозможного…
Поэтому на наш корпус была возложена самая трудная задача: атаковать именно тот, единственный, участок фронта против нашей 7-й армии, который занимали теперь исключительно германские войска. Все остальные участки фронта были заняты австро-венгерскими войсками и 20-й турецкой дивизией».
Обратите внимание на то, что участник Первой мировой офицер В. Кочубей, в своей статье, особенно подчеркивает то, обстоятельство, что его корпус атаковал участок фронта занятый «исключительно германскими войсками». Слишком велика была разница в боеспособности германских и австрийских войск и наши войска это прекрасно понимали.
И вот, уже в ходе начавшихся боев, в штаб 34-го арм. корпуса неожиданно прибыла делегация «Центральной рады». Прислали ее к нему отнюдь не большевики с Лениным, и даже не Петлюра, а Верховный главнокомандующий русской армией генерал А.А. Брусилов ЛИЧНО:
«В то время как части корпуса стягивались в район м. Бурканува, а генерал Скоропадский совещался с начальниками дивизий о дальнейшей судьбе корпуса, к нам в штаб прибыла вдруг делегация украинской Центральной Рады, этого самовольно возникшего псевдоправительства Украины, направленная к нам самим Верховным Главнокомандующим, тогда — генералом Брусиловым. Делегация состояла из капитана Удовидченко 1-го, кадрового офицера-топографа, и поручика запаса Скрипчинского, по профессии — преподавателя гимназии, и настаивала на том, чтобы ее принял генерал Скоропадский лично. Ввиду того, что прислал делегацию к нему сам Верховный, генерал Брусилов, с которым генерал Скоропадский был знаком лично по Петербургу, он ее принял...
В некоторых наших армиях самовольно образовались небольшие соединения из украинцев. Ввиду того, что они были вполне дисциплинированы и боеспособны, их там терпели. Существование таких небольших украинских формирований навело комиссара по военным делам Центральной Рады Петлюру на мысль предложить нашему Верховному Командованию увеличить число украинских частей, уже существующих в рядах нашей армии, с расчетом, конечно, на то, что впоследствии такие части полностью перейдут в подчинение Центральной Раде и помогут укреплению таковой. С этой целью и была образована делегация, которая была послана с этим предложением в Ставку…»
Мне всегда было интересно узнать, откуда на политическом горизонте нашей страны взялся Симон Петлюра, ставший «знаменем» украинского национализма в годы Гражданской войны?!
Оказывается, он был «комиссаром по военным делам украинской Центральной Рады» (!!!) и в этой должности встречался и с Верховным главнокомандующим Брусиловым, и с делегацией Временного правительства России.
«Разговор Скоропадского с делегацией отнял у него два часа времени, но никакого решения он не принял, желая прежде всего познакомиться с теми, кто эту делегацию вообще выслал, то есть — с Центральной Радой. Кроме того, хотел он и вообще ознакомиться с еще чуждым и незнакомым ему украинским национальным движением и его вождями. Поэтому, захватив меня с собою, выехал он в ближайшие же дни в Киев на автомобиле.
Поездка произвела на него самое удручающее впечатление. Картина, которую мы увидели в Киеве, ничем не отличалась от того, что в то же самое время происходило в Петербурге, в самом Временном правительстве. Люди произносили бесконечные, но малосодержательные речи, совершенно не ориентируясь в обстановке, и сами, видимо, мало понимали то, о чем так долго и пространно говорили…
После всего увиденного и услышанного Скоропадский решил отказаться от украинизации своего корпуса, в силу которой ему пришлось бы, к тому же, удалить из рядов последнего столько заслуженных и достойных людей только потому, что они не были сынами Украины и не собирались «сделаться» ими, а на их место получить из других корпусов и дивизий совершенно чужих ему людей, качества которых могли быть весьма проблематичны…
Поэтому Скоропадский решил немедленно же ехать в Каменец-Подольск, где находился штаб Юго-Западного фронта, для того чтобы доложить Главнокомандующему о своих киевских впечатлениях и отказаться от украинизации 34-го армейского корпуса.
К несчастью, вся эта поездка в Каменец-Подольск оказалась напрасной: в то время как мы ездили в Киев и вели там разговоры и переговоры, австро-германцы перешли в наступление на всем Юго-Западном фронте, и наши совершенно деморализованные войска, не оказывая никакого сопротивления, просто обратились в бегство.
Момент для разговоров с Главнокомандующим об украинизации корпуса был совершенно неподходящий, и вместо этого, передав свой отказ и объяснив причины такового начальнику штаба фронта, Скоропадский поспешил на фронт в розысках своего корпуса, о месте нахождения которого в Каменец-Подольске ничего известно не было…»
Тут хорошо видно, в КАКОМ состоянии находились войска «самой демократической армии мира» летом 1917 года: после перехода войск Центральных держав в контрнаступление, начался всеобщий «драп» в таком темпе, что командование фронта даже не знало, где находятся дивизии 34-го (лучшего в составе фронта) армейского корпуса и Скоропадский довольно долго самостоятельно их разыскивал.
Тем временем генерал Лавр Корнилов (который тогда еще был Главкомом ЮЗФ) НА ДЕЛЕ приступил к «украинизации» подчиненных ему соединений русской армии:
«…совершенно неожиданно пришел приказ Главнокомандующего фронтом генерала Корнилова от отводе корпуса в резерв фронта в район Межибужья, где корпус немедленно должен был приступить к украинизации своих частей.
Причем нужно заметить, что не Скоропадский захотел украинизировать свой корпус, как мне не раз приходилось потом слышать, а приказ об этом, без запроса, согласен ли он на это, поступил прямо из штаба фронта. Мне до сих пор так и не удалось узнать, доложил ли начальник штаба фронта Главнокомандующему о посещении штаба Скоропадским в печальные дни бегства наших армий из Галиции, доложил ли он ему об отказе Скоропадского украинизировать свой корпус и о причинах такого отказа.
Но теперь выбора больше не было, приказ об украинизации был получен, и надо было его исполнить. Со свойственной ему добросовестностью приступил Скоропадский к предписанной ему свыше украинизации корпуса, переименованного теперь в «1-й украинский», который однако, оставался подчиненным русским высшим военным властям.
Украинизация продвигалась чрезвычайно медленно, и корпус вместо того, чтобы обрести снова свою прежнюю боеспособность, наоборот, медленно терял все те боевые качества, которые еще оставались в нем после героических боев на Диких Ланах в Галиции в июне 1917 года.
Многие очень дельные люди среди офицеров и старого кадрового состава, великороссы по происхождению, не захотели «делаться» украинцами и покинули нас.
Так, например, ушел выдающийся офицер Генерального штаба подполковник Ермолин, на котором зиждилась вся основная работа в штабе корпуса и в оперативной части штаба, если не считать уроженца Екатеринославской губернии, начальника штаба корпуса, генерала Сафонова.
Остался только я, уроженец Полтавской губернии. Покинули корпус и многие другие старшие офицеры. Из прибывающих на пополнение свободных должностей украинцев были, к сожалению, главным образом неудачники, и во всяком случае хороших офицеров, кроме разных категорий прапорщиков, к нам не поступало.
То же было и с нижними чинами.
Русские выбывали массами, ссылаясь, конечно, на то, что они — не украинцы. Эти же последние поступали в корпус очень вяло, предпочитая под предлогом украинизации просто ехать домой.
Таким образом, корпус таял с недели на неделю. Среди прибывших в корпус украинцев было, между прочим, два старика, в своей ранней молодости знавших украинского поэта Тараса Шевченко (1814-1861). Один из них был военный врач в высоком генеральском чине, Луценко, другой — старенький штабс-капитан инженерных войск, фамилию которого я уже забыл, призванный, вероятно, из отставки. Оба они оказались очень полезными при украинизации и были близкими советникам Скоропадского по чисто национальным вопросам.
Насколько сама идея украинизации крупных войсковых соединений не имела никакого успеха, видно по примеру украинизации 17-го армейского корпуса. Штаб фронта сообщил нам, что этот корпус также украинизируется под наименованием «2-го украинского корпуса» и вместе с нашим составит украинскую оперативную группу (впоследствии предполагалось образовать из украинизированных частей украинскую армию).
Если не ошибаюсь, этот 17-й армейский корпус находился на Северном фронте и должен был быть перевезен куда-то по соседству с нами.
Однако он никогда не прибыл и вообще исчез бесследно, так как все эшелоны этого корпуса разбежались по домам во время перевозки.
Когда в октябре власть перешла к большевикам, наш 1-й украинский армейский корпус перестал подчиняться русскому командованию.
Но он не подчинялся также и Центральной Раде, объявившей независимость Украины, по той простой причине, что Рада не признавала Скоропадского, опасаясь его диктатуры на Украине…
Таким образом, корпус наш перестал теперь подчиняться какой-либо власти, но прекратилось и получение средств на его содержание, которые до перехода власти в руки большевиков получались от Юго-Западного фронта. Вследствие этого было решено приступить к расформированию корпуса, каковое и было поручено начальнику 104-й пехотной дивизии (теперь — 1-й украинской) генералу Гандзюку, а генерал Скоропадский выехал из Белой Церкви, где в течение последних месяцев находился штаб корпуса».
Как видим, единственным РЕАЛЬНЫМ результатом «украинизации» 34-го армейского корпуса, была полная потеря им боеспособности и его расформирование. Не лучше обстояли дела и с другими «украинизировавшимися» соединениями.
По состоянию на октябрь 1917 года, в результате полустихийной «украинизации» среди частей «демократической» русской армии украинскими себя объявили:
на Румынском фронте - 10-й и 26-й армейские корпуса в составе пяти пехотных дивизий;
на Юго-Западном фронте - 31-й, 32-й, 34-й, 51-й армейские корпуса, три отдельные кавалерийские дивизии, и 74-я пехотная дивизия;
на Западном фронте - две украинские дивизии в 11-м армейском корпусе и 137-й дивизия;
на Северном фронте - 21-й армейский корпус;
на Кавказском фронте - 5-й Кавказский корпус в составе двух дивизий.
Казалось бы, «на бумаге» это было огромной боевой силой, но на деле эти формирования, носившие громкие названия армейских корпусов и дивизий, в основном представляли из себя скопища полуанархических толп, совершенно не желавших воевать, и в бою против регулярных частей имевших нулевую боеспособность.
Кроме того, во главе украинской Центральной Рады, оказались националисты придерживавшиеся «социалистических» взглядов о «замене армии всеобщим вооружением народа», и т.п. фантазиям, которые и попытались претворить их в жизнь, несмотря на бушевавшую тогда Первую мировую войну.
По словам члена Генерального Войскового комитета поручика П. Скрипчинского, в Раде сидели «фантазеры и демагоги», лозунг которых был: «геть милитаризм, хай живе народня милиция!» (Государственный архив Российской Федерации. — Ф. Р-5881. — Оп. 1. — Д. 583/584. — Л. 31.)
Немудрено что «украинизация» Русской армии в 1917 году, проводимая различными солдатскими комитетами и «Всеукраинскими Войсковыми съездами», вела лишь к окончательной потере боеспособности и повальному дезертирству.
Верхом всего этого идиотизма было введение «выборного начала», при котором разнообразные Рады и советы заправляли всеми «делами» в развалившихся остатках армии.
Генерал от кавалерии А.А. Брусилов заявил по данному вопросу следующее: «украинизация не может быть средством для создания украинской национальной армии, так как она (украинизация) на мой взгляд, является какой-то мешаниной национализма и социализмом. Всякие социалистические платформы в армии — дело пропащее: они разрушают самую сильную армию и могут послужить поводом к гражданской внутренней войне, что собственно и случилось в Украине в январе 1918 года.
Лидеры Центральной Рады М.С. Грушевский, В.К. Винниченко, С.В. Петлюра и военный министр Н. Порш, относились с недоверием к генералитету (в частности, к командующему 1-м украинским корпусом генерал-лейтенанту П.П. Скоропадскому и его начальнику штаба генерал-майору Я.Г. Гандзюку), опасаясь контрреволюции со стороны военных, которых В.К. Винниченко презрительно называл «офицернёй», и наивно полагая, что армию могут возглавить атаманы, бывшие штабс-капитаны.
С.В. Петлюра вызывал украинизированные части с других фронтов на Украину, но при этом даже не думал об их размещении и довольствии. На деле это приводило лишь к массовому дезертирству из «украинизированных» дивизий и корпусов.
За период 1917 года личный состав украинизированных частей «на бумаге» был доведён до полмиллиона солдат однако к на моменту наступления красных войск на Киев УНР не располагала силами для защиты своей столицы, многие украинизированные части либо объявили нейтралитет, либо и вовсе перешли на сторону большевиков.
Копірайт зображення Stanislav Tsalyk Image caption Митинг Украинской черноморской общины на Историческом бульваре в Севастополе. Весна 1917 года
5 мая 1917 года в Киеве открылся I Всеукраинский военный съезд, на котором решили создать украинскую армию, запланировали мероприятия по организации военного образования и рассмотрели включение в вооруженные силы Украины Черноморского флота и пути его дальнейшей украинизации.
Украинизация Черноморского флота началась в марте, как только Николай II отрекся трона.
В Севастополе вышел из подполья кружок "Кобзарь", образованный еще в 1905 году. Его членами были два десятка флотских офицеров.
"Кобзарь" быстро возглавил национальное движение Севастополя - созвал собрание украинских моряков, на которых сформировали Украинскую черноморскую общину. К тому времени в составе Черноморского флота было 65% украинцев.
- Блог историка: 1917 год. Как украинский театр стал государственным
- Блог историка: 1917 год. Как в Киеве встретили Февральскую революцию
Черноморская община выбрала себе штандарт - казацкий флаг с крестом в центре. И впервые сформулировала военную доктрину Украины:
1) создать флот, который будет в полтора раза сильнее других флотов в Черном море;
2) присоединить к Севастопольскому флоту "все украинские морские силы в Балтийском и Каспийском пространствах и на Японском пространстве Зеленого Клина";
3) начать дело по меньшей мере с трех бригад линейных кораблей, бригады крейсеров, трех дивизий миноносцев, подводных лодок, а также кораблей спецназначения;
4) иметь в своем составе гидроавиацию.
На конец апреля большинство кораблей Черноморского флота имели украинские советы. Самые влиятельные - на линкорах "Иван Злотоуст", "Св. Евстафий", "Ростислав", крейсерах "Кагул", "Прут", минной бригаде, эскадренном миноносце "Завидный".
Копірайт зображення Stanislav Tsalyk Image caption Эскадренный миноносец "Завидный", на котором был влиятельный украинский советСтоит отметить, что почетным членом Украинской черноморской общины стала София Колчак, жена командующего Черноморским флотом. Да и сам вице-адмирал Александр Колчак с пониманием относился к украинскому движению.
Именно делегаты Черноморского флота выдвинули на киевском Всеукраинском военном съезде требование, чтобы их флот стал составной частью будущих вооруженных сил Украины.
Украинской армии - быть
Съезд созвала Центральная Рада. В большом зале Педагогического музея собрались несколько сотен делегатов - от солдата до генерала включительно. Это были представители всех фронтов (шла Первая мировая война), а также двух флотов - Черноморского и Балтийского.
Делегатов приветствовали председатель Центрального Совета профессор Михаил Грушевский и военный комиссар генерал Константин Оберучев.
Участники съезда долго не могли определиться с выбором председателя, ведь он олицетворял бы украинского военного лидера.
Пришли к компромиссу: избрали президиум из пяти человек, которые руководили по очереди: Владимир Винниченко (от Центральной Рады), Симон Петлюра (от фронтовиков), Николай Михновский (от военных-тыловиков), Степан Письменный (от моряков) и Юрий Кайкан (новоназначенный командир Богдановского полка).
Копірайт зображення Stanislav Tsalyk Image caption Юрий Кайкан (именно так подавали его фамилию тогдашние газеты, а не Капкан), командир первого украинского казачьего полка, будущий автор "Устава строевой службы"Съезд единогласно принял резолюцию "Об автономии Украины". Революционный шаг! Ведь Центральная Рада провозгласила автономию Украины своим I Универсалом только на месяц позже.
В закрытом режиме делегаты проголосовали за создание украинского войска. В тыловых частях бывшей царской армии украинцы должны были распределяться в отдельные подразделения. Аналогичный процесс должен был начаться и в боевых частях, но там следовало действовать постепенно, чтобы не ослабить фронт.
В вопросе флотов приняли резолюцию: а) в Балтийском флоте укомплектовать некоторые из кораблей исключительно командами украинской национальности; б) что касается флота Черноморского, то невзирая на то, что он и сейчас состоит в подавляющем большинстве из украинцев, в дальнейшем пополнять его исключительно украинцами" .
Съезд также постановил открыть военные школы всех ступеней, обеспечить их украинскими учебниками (которые, разумеется, только предстояло написать - или перевести имеющиеся с русского языка).
Копірайт зображення Stanislav Tsalyk Image caption Киевская пресса писала о ходе событий на военном съезде. Газета "Киевлянин", 7 мая 1917, стр. 2Будущий атаман
Все эти задачи (украинизация армии, формирование украинских подразделений, продвижение среди бойцов идеи автономии Украины) должен был воплотить в жизнь новый орган, избранный съездом в последний рабочий день, - Украинский генеральный военный комитет при Центральной Раде.
Его сформировали, по сообщению газетчиков, из 21 человека. Съезд постановил, что деятельность комитета будет финансировать казначейство.
Членом комитета стал Симон Петлюра. Собственно, в тот день - 8 мая 1917 года - началась стремительная военная карьера будущего Главного атамана войск УНР.
Через две недели после окончания съезда он возглавил генеральный комитет, а уже 5 июля Винниченко, став главой правительства, подписал официальное свидетельство о назначении Петлюры военным министром - должность называлась Генеральный секретарь по военным делам.
Копірайт зображення Stanislav TsalykТакже делегаты приняли два исторических постановления, которые, кажется, находились вне компетенции военных: о том, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает (позже этим лозунгом будут удачно оперировать большевики) и о введении в школах с осени 1917-го обучение на украинском языке.
Первые украинизированные - в Севастополе
Известие о решении I Всеукраинского съезда всколыхнуло земляков на всех фронтах и флотилиях.
В частности, в начале лета 1917-го с новой силой пошел процесс украинизации флота.
Первой украинизированной частью стал Севастопольский флотский полуэкипаж - подразделение имело украинское знамя (флаг с портретом Тараса Шевченко), а его оркестр первым на Черноморском флоте начал исполнять "Ще не вмерла України...".
Началась украинизация морских экипажей. Моряки потребовали от руководства флота (новым командующим, вместо лояльного Колчака, стал Вениамин Лукин) разрешения на поднятие желто-голубых флагов вместо российского триколора.
Не отставали моряки Балтийского флота - уже в начале июня 1917-го выразили желание выделиться в отдельный экипаж на корабле, который назывался бы "Украина".
Съезд, который начался 5 мая, заложил основы создания вооруженных сил Украины. По большому счету, именно этот день мы могли бы праздновать как День украинского войска.
1917 год был отмечен множеством преобразований в армии. Еще Гучков в бытность свою военным министром предложил перевести армию на территориальную систему комплектования.
1917 год был отмечен множеством преобразований в армии. Еще Гучков в бытность свою военным министром предложил перевести армию на территориальную систему комплектования. Идея, здравая сама по себе, муссировалась в военных округах с начала войны. Переход на территориальную систему позволил бы существенно уменьшить армию мирного времени без ущерба качеству и, кроме того, сократил бы сроки мобилизации. Вместе с тем несомненны были и минусы данной системы: части комплектовались бы не столько по территориальному, сколько по национально-территориальному признаку. В любом случае эксперименты с новой системой комплектования следовало отложить до конца войны. Тем не менее живой, сражавшийся организм решено было перестроить. Идейными вдохновителями этого стали военные министры Керенский и Верховский и Верховные Главнокомандующие Брусилов и Корнилов.Первоначально в документах фигурировал лишь "переход на территориальную систему комплектования", а с августа 1917 он был практически целиком заменен понятием "национализация". Если первоначально часть предполагалось "комплектовать на Украине", то теперь ее предполагалось "украинизировать". Таким образом, единый организм Российской армии оказывался расколот на множество национальных групп. Несомненно, и до революции, и, более того, до войны, в России существовали национальные части, но они комплектовались народами, не несшими воинской повинности наравне со всеми. Это были горцы Кавказа (Дагестанский конный полк и Осетинский конный дивизион) и текинцы (Туркменский конный дивизион). Позже, в 1914-16 годах, были созданы новые национальные части: польские, латышские, грузинские, армянские, айсор-ассирийские; при этом они первоначально создавались, как части ополчения, а не регулярной армии. Сербские и чехо-словацкие формирования традиционно считались иностранными частями на русской службе. В 1917 году отдельные национальные части продолжали создаваться: Молдавские и Белорусские пехотные полки и конные дивизионы, Эстонская пехотная дивизия. Но все эти части были - опять-таки - вновь сформированными и не ломали традиционный армейский уклад.
В ходе же национализации из частей были насильственно удалены практически все представители других национальностей, при этом русские офицеры, как правило, оставались на младших командных должностях - для "националов" это было мелко. Весьма показательна в этом смысле телеграмма, поступившая дегенверху 1 декабря 1917 года - "Срочно прашу саабщит кто и где фармирует грузинский корпус тчк хачу место начдива тчк начдив 67 цулукидзе". В тот состоянии, в котором находилась Россия в 1917 году, растаскивать сильнейший государственный институт - армию - по национальным "квартиркам" - было безумием. Тем не менее, командование было одержимо духом реформаторства и не видело, к чему могут привести такие "реформы".
Приказов о национализации не было. Существовали лишь "пожелания" Ставки, которые подхватывались на лету всеми возможными военными радами, шуро и т.д. и трактовались весьма произвольно. Из Ставки было высказано "пожелание" относительно украинизации - по одному армейскому корпусу на фронт (т.е. всего пять). Реально же украинизации было подвергнуто 16 (!) армейских корпусов: 34-й, ставший 1-м Украинским, 6-й (2-й Сичевой Запорожский), 21-й (3-й Украинский), 5-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, 17-й, 26-й, 31-й, 32-й, 36-й, 41-й, 44-й и 5-й Кавказский и 6 дивизий в составе других корпусов: 12-я, 15-я, 45-я (5-я Украинская), 102-я пехотные, 3-я и 4-я стрелковые. Из кавалерийских частей были украинизированы 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я и 12-я кавалерийские дивизии, 3-й драгунский Новороссийский, 15-й гусарский Украинский и 17-й гусарский Черниговский полки. Всего: 44 пехотных и стрелковых дивизии, 6 кавалерийских дивизий и 3 полка. Кроме того, 1-е и 2-е Киевские, Виленское и Чугуевское военные училища, Елисаветградское кавалерийское училище, Сергиевское артиллерийское училище, Одесский кадетский корпус, около 50 запасных полков, технические части. Помимо этого, во многих полках были украинизированы отдельные роты, показавшие, в отличие от украинизированных частей и соединений, высокое качество боевой работы. 16 января 1918 года по приказу военного министра Центральной Рады Порша все украинизированные части были демобилизованы. Позже, при Скоропадском, вся армия Украинской Державы была составлена из 16 пехотных дивизий, не успевших демобилизоваться. Этот процесс также практически не затронул кавалерию.
В конце сентября 1917 года началась так называемая "мусульманизация". Шла она в трех направлениях. Во-первых, на Румынском фронте из крымских татар формировался 1-й Мусульманский корпус генерал Сулькевича. В него должны были войти 41-я, 48-я пехотные дивизии и 2-я бригада 13-й пехотной дивизии; позже, в декабре 1917 года, они были заменены 191-й пехотной и 6-й стрелковой дивизиями. 75-я и 77-я пехотные дивизии должны были комплектоваться татарами из Казани; возможно, эти дивизии также предполагалось свести в корпус, но достоверно это не известно. И, наконец, в декабре 1917 года на Кавказском фронте был создан корпус из мусульман Закавказья под командой генерала Али-ага Шихлинского - ядро будущей Азербайджанской армии. В него вошли 5-я и 7-я Кавказские стрелковые дивизии и Татарский конный полк "Дикой" дивизии. Всего мусульманизировано 8,5 пехотных и стрелковых дивизий и 1 конный полк.
В середине октября 1917 года была начата грузинизация и армянизация частей Кавказского фронта, а 19 ноября - созданы управления Грузинского и Армянского корпусов. Их основой стали существовавшие части: для Грузкора - Грузинский стрелковый полк, Грузинский революционный ударный батальон, Грузинский партизанский отряд и Грузинский конный полк; для Армкора - 1-й - 6-й Армянские стрелковые батальоны и Армянский конный дивизион. Грузинизированы были 1-й и 2-й Карсские крепостные пехотные полки, Екатериноградский пехотный (бывший дисциплинарный) полк и 2-й Кавказский пограничный конный полк. Также предполагалось первоначально грузинизировать 2-ю Кавказскую стрелковую дивизию, но позже, в конце ноября 1917 года, она была армянизировна.
Попытка полонизации нескольких дивизий была провалена русски командованием из-за недоверия к польским военным формированиям вообще, и полонизирован был лишь 47-й корпусной авиаотряд, ставший 1-й Польским корпусным авиаотрядом и приданный Польскому корпусу Довбор-Мусницкого. Желание командования выделить евреев в отдельные части, либо произвести евреизацию нескольких запасных полков натолкнулись на яростное сопротивление Бунда, обвинившего русское командование в антисемитизме и желании уничтожить таким образом всех евреев, служащих в армии - почему-то считалось, что евреизированные части станут ударными и будут брошены на наиболее тяжелые участки фронта.
Ставший Главковерхом в ноября 1917 года Крыленко целиком и полностью поддержал идею национализации армии - большевики видели в этом превосходный инструмент для уничтожения организма старой армии. Таким образом, в общей сложности национализации было подвергнуто 53,5 пехотные и стрелковые дивизии, 6 кавалерийских дивизий, 3 отдельных пехотных и 5 отдельных кавалерийских полков, 7 военно-учебных заведений и множество вспомогательных и технических частей. Боевые качества всех национализированных частей были очень низкими, они разваливались прямо на глазах. Эксперимент, в основе своей имевший рациональное зерно, провалился. Треть армии была фактически уничтожена руками военных министров и Главковерхов; за нею же вскоре последовала и вся оставшаяся часть армии.
кандидат исторических наук Тимофей Шевяков