Периоды геологической истории Земли в хронологическом порядке. Возникновение жизни

Помимо циклов и интерциклов, экономисты называют, не всегда изучая его, светскую тенденцию, но они предлагают полезное введение в долгосрочную историю. Вторая, гораздо более полезная, - это структура слов. Хорошо или плохо, этот доминирует над проблемами длительной продолжительности. По своей структуре наблюдатели социального означают организацию, согласованность, довольно фиксированные отношения между реальностями и социальными массами. Для нас, историков, структура, несомненно, является сборкой, архитектурой, но тем более реальностью, что время использует плохо и очень долго.

Некоторые структуры, чтобы жить долгое время, становятся стабильными элементами бесконечности поколений: они обременяют историю, в замешательстве, таким образом, в порядке ее потока. Другие более готовы к крошению. Но все они находятся на Как только они являются препятствиями и препятствиями, они выделяются как пределы, которые человек и его переживания едва ли могут преодолеть. Поэтому рассмотрим трудность разрушения определенных географических структур, определенных биологических реалий, определенных пределов производительности, даже таких или таких такие духовные ограничения: умственные кадры также являются долгосрочными тюрьмами.

Наиболее доступным примером, по-видимому, является географическое ограничение: человек в течение веков является заключенным, климатом, растительностью, популяциями животных, культурами, медленно сконструированным равновесием, которого он не может существовать. увольнять без риска допроса. Посмотрите место пересадки в горной жизни.

Постоянство определенных секторов морской жизни, укорененных в таких привилегированных точках прибрежных суставов, видят прочную имплантацию городов, сохранение дорог и потоков, удивительную фиксацию географических рамок цивилизаций. Такие же постоянства или пережитки в огромном культурном поле. В поле, все еще рядом, книга Пьера Франкастеля «Живопись и общество 4» указывает с начала Флорентийского Возрождения постоянство изобразительного пространства «геометрическое», что ничто не изменится больше, пока кубизм и интеллектуальная живопись начала нашего века.

История науки также знает построенные вселенные, у которых так много несовершенных объяснений, но которым постоянно предоставляются столетия. Трудность, в силу всего лишь парадокса, заключается в том, чтобы обнаружить длительный период в области, где исторические исследования только что одержали неоспоримые успехи: экономическое поле. Циклы, промежутки, структурные кризисы скрывали здесь закономерности, постоянства систем, некоторые говорили об экономических цивилизациях х, - то есть о старых привычках мышления и действующих, устойчивых рамах, трудно умереть, иногда против всей логики.

Но давайте рассуждать на примере, быстро проанализированном. Здесь, вблизи долины, в рамках Европы, экономическая система, вписанная в несколько строк и общие правила, довольно ясна: она поддерживается почти с четырнадцатого по восемнадцатый век, скажем, для большей безопасности На протяжении столетий циркуляция видит триумф воды и корабля, вся континентальная толщина является препятствием, неполноценностью. Европейский бум, за исключением исключений, подтверждающих правило, все эти события расположены вдоль прибрежных окраин.

Особенности являются общими для них и остаются неизменными в то время как вокруг них, среди других преемственности, тысячи разрывов и потрясений возродили лицо мира. Между разными периодами истории длительная продолжительность - это громоздкий, сложный, часто неопубликованный характер. Признание этого в основе нашей профессии не будет простой игрой, обычной.

Не будет выбора того, кем он был бы только бенефициаром, но для историка, принять его, чтобы одолжиться на смену стиля, отношение к обращению мысли, к новой концепции социального. Это значит, что вы знакомы с простоями, иногда почти на пределе движения. Все этажи, все тысячи этажей из этой глубины, из этой неподвижности можно понять все тысячи вспышек истории. все вокруг вращается вокруг нее. Фактически, все профессии социальных наук постоянно меняются из-за их собственных движений и оживленного движения целого.

История не исключение, поэтому нет спокойствия, и время учеников не наступило. Есть далеко путь от Чарльза Виктора Ланглуа и Чарльза Сейнобоса до Марка Блоха. Но, поскольку Марк Блох, колесо не прекратилось поворачиваться. Для меня история - это сумма всех возможных историй, - сборник торгов и точек зрения, вчера, сегодня, завтра. Единственной ошибкой, на мой взгляд, было бы выбрать одну из этих историй, исключая других. Это было бы исторической ошибкой, и, как мы знаем, будет непросто убедить всех историков и, тем более, социальных наук, которые хотят вернуть нас к истории, как это было вчера. Для нас потребуется много времени и хлопот, чтобы признать все эти изменения и новинки под старым названием истории, и при этом рождается новая историческая «наука», которая продолжает подвергать сомнению и трансформировать себя.

Историк был внимателен к наукам о человечестве, которые придают нашей торговле странные границы и странные любопытства и т.д. давайте не будем представлять между историком и наблюдателем наук. Вчерашние барьеры и различия Все гуманитарные науки, включая историю, загрязнены друг другом, говорят на одном языке или говорят на нем.

В каждый момент этого исследования необходимо будет провести различие между длинными движениями и короткими толчками, взятыми из их непосредственных источников, теми, кто находится в отдаленном отдаленном времени. И не более того, всегда в французский час, наши трудный год. Каждая «новость» объединяет движения происхождения, разного ритма: время сегодняшнего дня датируется вчера, позавчера, из прошлого.

Эти истины, безусловно, обычны. Однако социальные науки вряд ли соблазняются поиском потерянного времени. Не то чтобы мы могли выдвинуть против них жесткое обвинительное заключение и объявить их виновными, всегда, не принимать историю или продолжительность в качестве необходимых измерений их исследований.

Но в этом случае есть еще достаточно сторонников, чтобы оба аспекта вопроса могли быть рассмотрены один за другим. Давайте будем честными: если есть вражеский грех, история. Обвиняемый в выборе, не единственный виновник, все общественные науки участвуют в ошибке. Экономист привык к показу, обслуживая правительства. Позиция этнографов и этнологов не столь ясна или настолько тревожная, и некоторые из них подчеркнули невозможность и бесполезность истории в своей работе. Этот авторитарный отказ от истории едва ли служил Малиновскому и его последователям.

С этой стороны мы были бы неправы жаловаться или настаивать. С другой стороны, наша ссора будет довольно оживленной на рубеже короткого времени в отношении социологии исследований в настоящем, исследований по тысячам направлений между социологией, психологией и экономикой. Они проповедуют дома и за рубежом и по-своему повторяют ставку на незаменимую ценность настоящего, его «вулканическое» тепло, богатое богатство. история: обедневшая, упрощенная, опустошенная молчанием, перестроенная, - настаивает: перестроена.

По правде говоря, он настолько мертв, настолько реконструирован, что можно сказать это? Несомненно, у историка слишком много возможностей вырваться из ушедшей эпохи в сущность; чтобы говорить, как Анри Пиренне, он легко отличает «важные события», что означает «те, кто имел последствия». Очевидное и опасное упрощение. Но что бы путешественник нынешнего отдал за эту отдачу, которая разоблачила бы и упростила бы настоящую жизнь, смутила, неиграбела, потому что слишком захламлена жестом и незначительными знаками?

Современник Платона сообщал бы ему больше, чем наши классические дискурсы, о связности или непоследовательности цивилизации Древней Греции. Но это то, что он много лет слышал сто греческих голосов, спасенных от тишины. Историк подготовил поездку. Час в сегодняшней Греции не научил его ничто, или почти ничего, о текущих несоответствиях или несоответствиях.

Более того, следователь по настоящему времени не достигает «штрафных» структур, при условии, что он тоже реконструирует, выдвигает гипотезы и объяснения, отказывается от реального, как он себя воспринимает. укоротить, чтобы превзойти все операции, которые позволяют бегству данные лучше доминировать, но, все из которых являются реконструкциями.

Но для сравнения, в свете вашего удивления, вы вдруг поймете некоторые из самых глубоких и оригинальных черт Франции, которые вы не знали, зная их. Столкнувшись с течением, прошлое тоже сменяет декорации. Таким образом, историки и социологи могут вечно отправить мяч обратно в мертвый документ и живое свидетельство, далекое прошлое, течение слишком близко. Настоящее и прошлое освещены их взаимным светом. И если кто-то наблюдает исключительно в узкой действительности, внимание будет направлено на то, что движется быстро, светит правильно или неправильно или просто изменилось, либо издало шум, либо показало себя без каких-либо затруднений. столь же привередливый, как и исторические науки, поспешного наблюдателя, этнографа, который три месяца назначает полинезийское племя, промышленного социолога, который доставляет клише своего последнего исследования или кто думает, с умелыми вопросниками и комбинациями перфорированные карты, прекрасно идентифицируют социальный механизм.