Как меняется настроение лирического героя смерть поэта. «Тема поэта и общества в произведениях «Смерть поэта» и «Поэт

Стихотворение «Смерть поэта» было написано М.Ю. Лермонтовым в 1837 году, в дни смерти Пушкина. Принято считать, что поэт в доме Пушкина тогда не был – болезнь помешала. В тот период служил в Лейб-гвардейском гусарском полку в Царском Селе, и под предлогом болезни он уехал в Петербург, где поселился в бабушкиной квартире, на Садовой улице. Здесь он дописал знаменитые шестнадцать строк к произведению. Ряд исследователей высказывают версия о том, что поэт мог побывать у дома Пушкина в дни его смерти. Как отмечает В.И. Кулешов, «Смерть поэта» «поражает точным знанием… всей ситуации, обусловившей гибель Пушкина. …Лермонтов мог быть осведомлен обо всем, что творилось в доме Пушкина перед дуэлью через Святослава Раевского… Многое знать он мог через Екатерину Алексеевну Долгорукую, которая была подругой Натальи Николаевны Гончаровой еще до замужества. Лермонтов был товарищем ее мужа, Р.А. Долгорукого…Но особо следует выделить роль Ивана Гончарова в качестве информатора Лермонтова. Иван Гончаров, один из братьев жены Пушкина,… служил с Лермонтовым в том же полку. Когда надо было гасить назревшую ноябрьскую дуэль Пушкина, то именно Иван был срочно откомандирован женой поэта в Царское Село, чтобы обо всем поставить в известность Жуковского… Именно Иван Гончаров по-семейному мог поведать Лермонтову о «позоре мелочных обид», терзавших сердце Пушкина» . Известно, что в одном из списков произведения был авторский эпиграф, взятый из трагедии французского драматурга Ж. Ротру «Венцеслав»:


Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу…

Стихи Лермонтова вызвали горячий отклик среди его современников, они распространялись в десятках списков, поэт стал известным. В результате он был арестован и переведен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк на Кавказ.
«Смерть поэта» мы можем отнести к гражданской лирике, с элементами философского раздумья. Основная тема произведения – трагическая судьбы поэта в современном обществе. С точки зрения жанра произведение синтезирует черты элегии, оды, сатиры и памфлета.
Стихотворение насыщено литературными реминисценциями. Так, начало его напоминает нам о пушкинской поэме «Кавказский пленник»: «Погиб поэт! – невольник чести». Другая строчка («Поникнув гордой головой») содержит реминисценции из пушкинских стихотворений «Поэт» («не клонит гордой головы») и «Андрей Шенье» («Ты не поник главой послушной»). Назвав поэта «невольником чести», автор затем говорит о другой «неволе» – жизни поэта в «душном свете»:


Не вынесла душа Поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!

Так постепенно открывается читателю внутренний облик поэта – человека гениального, обладающего чувством собственного достоинства, тонкого, ранимого, одинокого, готового защищать свою честь. Но вместе с тем имя поэта не названо, и образ его предельно обобщен в стихотворении. Конкретизации нет и в описании жизненной ситуации. Конкретизации нет и в описании жизненной ситуации.
Поэт пал «с свинцом в груди», смерть обрисована символически («Увял торжественный венок»). Здесь мы можем отметить жанровые черты оды: использование символов вместо бытовой конкретизации, употребление выражений высокого стиля.
Одновременно здесь намечается и образ светского мира, который не способен оценить и сберечь гения, который предстает перед нами как злая, жестокая гонителей толпа:


Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?

Имени «убийцы» автор также не называет в стихотворении, образ этот тоже достаточно обобщен. Вместе с тем Лермонтов использует прием антитезы: «убийца» противопоставлен Поэту по своим душевным качествам. «Пустое сердце», «подобный сотням беглецов», охотник за «счастьем» и «чинами», человек, презирающий чужую культуру и обычаи. В авторском голосе здесь появляются гневные, обличительные интонации, мы чувствуем его страстное негодование:


Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

Во второй части стихотворения появляются грустные, элегические ноты, элегическая лексика и образы. Говоря о трагической судьбе Поэта, автор сравнивает его с Ленским и Андреем Шенье, которому адресовал свое произведение Пушкин:


И он убит – и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.


Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.

Одновременно здесь продолжает развиваться тема светского мира, людей подлых и жестоких, способных на обман, ложь, предательство, коварство, интриги:


Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет, завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?

Именно вступив в этот круг «клеветников ничтожных», Поэт сделал себя уязвимым, обрек себя на гибель. Здесь автор развивает романтический мотив противостояния героя и толпы. Конфликт этот изначально неразрешим, что придает произведению элемент трагедийности.


И прежний сняв венок – они венец терновый,
Увитый лаврами надели на него;
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело…

В финале стихотворения появляются черты сатиры, памфлета. Здесь звучат гневные обличительные ноты. Автор не скрывает своего гнева, напоминая гонителям Поэта о божьем суде:


Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.

Вся последняя часть звучит как политическая декламация. Лермонтов предрекает палачам Поэта гибель, выносит им страшный приговор:


И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

В последней части мы также встречаем литературные реминисценции. Тема «новой знати» вызывает в нашей памяти стихотворение Пушкина «Моя родословная», а строчка «Таитесь вы под сению закона» напоминает нам пушкинскую оду «Вольность» («Склонитесь первые главой под сень надежною закона»).
Композиционно в произведении выделяются три части. В основе первой части лежит принцип антитезы – противопоставления Поэта и убийцы. Во второй части автор передает свое чувство грусти и сожаления о безвременной гибели Поэта и создает образ светского мира как некоего замкнутого круга, из которого нет спасения. Третья часть – гневная, обличительная инвектива бездушной толпе гонителей Поэта. Как отмечает С.И. Кормилов, «стихотворение обладает элементами сюжета, как повествовательное произведение… и вместе с тем оно имеет форму монолога с риторическими вопросами и восклицаниями, напоминающего театральный. <…> Автор обращается… к разным «слушателям», в основном к тем, кто может ему (и Пушкину) сочувствовать, но внешне это никак не выражено, зато в двух местах… слово автора прямо адресовано гонителям поэта. Такое оформление монолога не случайно. Мы видим продолжение неравного поединка – одного против всех. Светская «толпа» обличается трижды: в начале, ближе к концу стихотворения и в последних строках. К фигуре непосредственного убийцы автор обращается лишь один раз.
Стихотворение написано четырехстопным ямбом (во второй части – вольный ямб. Использованы различные способы рифмовки: перекрестная, кольцевая, парная. Автор использует разнообразные средства художественной выразительности: метафору («на ловлю счастья и чинов», «Свободы, Гения и Славы палачи»), сравнения («Угас, как светоч, дивный гений»), эпитеты («гордой головой», «смелый дар», «дивный гений», «чудной силой»), анафору («Зачем он руку дал клеветникам ничтожным, Зачем поверил он словам и ласкам ложным…»), ассонанс («Поникнув гордой головой») и аллитерацию («Пал оклеветанный молвой»).
Стихотворение было высоко оценено современниками поэта. А.В. Дружинин писал: «Когда погиб , перенесший столько неотразимых обид от общества, еще не дозревшего до его понимания, – мальчик Лермонтов в жгучем поэтическом ямбе первый оплакал поэта, первый кинул железный стих в лицо тем, которые надругались над памятью великого человека. Немилость и изгнание, последовавшие за первым подвигом поэта, Лермонтов, едва вышедший из детства, вынес так, как переносятся житейские невзгоды людьми железного характера, предназначенными на борьбу и на владычество» .

1. Кулешов В.И. История русской литературы XIX века: Учебное пособие для вузов. М., 2005, с. 228.

2. Дружинин А.В. Сочинения Лермонтова. – Воспоминания. Собр. соч., т. 7, СПб, 1865, с. 431.

Стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» отличается сложной композицией. В ряде исследований обосновывается взгляд на трёхчастность стихотворения и утверждается, что первые 33 стиха напоминают гневную инвективу, в последующих 22 стихах преобладают элегические мотивы, а в знаменитом «прибавлении», состоящем из16 стихов, страстно звучит тема никчёмности и пустоты общества, погубившего поэта.

Такое стремление к упорядоченности взгляда на общую композицию стихотворения, которое в целом было бы удобно для его школьного разбора,
всё же не имеет ярко выраженных оснований.

Ноты страстного обличения света проходят через всё стихотворение; во всех его частях перед читателем предстаёт и личность Пушкина от «юных лет» до трагической гибели; настойчиво обозначена в стихотворении и тема положения поэта в современном обществе, которая пронизывает всё произведение.

В поисках последовательности школьного анализа стихотворения «Смерть поэта», которое представляет собой «удивительный сплав элегии и сатиры», нельзя не обратить внимания на внешнюю графику стихотворения, то есть на его неравновеликие части, которые отделяются друг от друга пробелами, а заключительная часть – «прибавление» в разных изданиях отделяется от основной части либо звёздочкой, либо линейкой.

Всё стихотворение состоит из графически выделенных шести частей, каждая из которых неравноценна по количеству включенных в неё стихов: в первой части — двадцать стихов, во второй — тринадцать, в третьей — пять, в четвёртой — шесть, в пятой — двенадцать стихов. Все эти части и составили текст стихотворения, написанного 28 февраля 1837 года, когда Пушкин был ещё жив, но Петербург был уже полон слухами о смерти поэта. Наконец, «прибавление», созданное Лермонтовым 7 февраля 1837 года, состоит из шестнадцати стихов.

Перечитывание первой части сопровождается вопросом, какими чувствами пронизаны размышления автора о смерти Пушкина. В этой части стихотворения чувство горечи, скорби от невосполнимой утраты соединяется с негодованием, гневным обличением виновников гибели поэта. Интонационно-синтаксический анализ первой части стихотворения позволит сосредоточить внимание на её жанровых особенностях, подчеркнуть свойственное её стилистике ораторское начало.

Первая часть «Смерти поэта» представляет собой строго организованный четырёхстопный ямб с перекрёстной рифмовкой, разнообразный по своему интонационно-мелодическому рисунку. Речевой период включает в свой состав
три восклицательных, два вопросительных и одно повествовательное предложение.

Интонационный строй этой части стихотворения обогащают и так называемые неконечные восклицательный и вопросительный знаки, которые относятся к отдельным частям предложения («Погиб поэт!», «Убит:», «Что ж?»). Экспрессия восклицания, преобладающая в первых трёх четверостишиях периода, ёмко
передаёт глубокую взволнованность поэта в связи с трагической утратой. Интонация вопрошания, властно вторгающаяся в третью и четвёртую строфы, адресована гонителям поэта и пронизана нотами обличения, негодования.

Заключительная строфа первой части стихотворения, начинающаяся вопросом «Что ж?», характеризуется снижением интонации, носит повествовательно-описательный характер. В ней тесно соединяются мотивы невозвратимой утраты и скорби. Завершённость и цельность речевому периоду сообщает смысловая перекличка начальной и конечной строфы (кольцевая композиция). Ораторская интонация всей первой части тесно связана не только с синтаксическими началами, но и с началами лексическими.

Обращаясь к мотивам гибели поэта, школьники назовут синонимические глаголы, которыми насыщен весь речевой период: «погиб», «пал», «убит» (нельзя не обратить внимания на контактный повтор слова «убит», который в обоих случаях сопровождается восклицательным знаком), «угас», «увял». Глаголы с приставкой «у» («угас», «увял»), заключающие этот ряд и обозначающие полноту проявления действия, являются частью запоминающихся метафор:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Нет сомнений, что опираясь только на текст первой части стихотворения, обратим внимание на эпитеты «дивный гений», «свободный, смелый дар», «гордой головой» И на слова «восстал он против мнений света», в которых содержится оценка Пушкина, поэта и человека, и которые найдут развитие в последующих частях стихотворения.

Дополняют облик поэта и слова «невольник чести», заимствованные Лермонтовым из I части пушкинской поэмы «Кавказский пленник», не лишённой автобиографических черт:
Невольник чести беспощадной,
Вблизи видал он свой конец,
На поединках твёрдый, хладный,
Встречая гибельный свинец.

Если первый речевой период. судя по черновому автографу, был написан почти без исправлений (внесены исправления лишь в 15-й и 19-й стихи), то второй период, состоящий из тринадцати стихов, подвергся значительной правке, особенно второе четверостишие. автограф которого затруднителен для чтения. И это даёт основание предполагать, что, кроме известного чернового автографа, возможно, существовал и несохранившийся автограф, который и переписывался «в десятках тысяч экземплярах».

Вторая часть стихотворения написана тем же энергичным четырёхстопным ямбом, что и первая, но в систему рифмовки вносятся изменения: наряду с перекрёстной рифмой появляются смежная и охватная. Первые четыре стиха воссоздают картину дуэли.

Последующие девять стихов, начинающиеся вопросительным предложением «И что за диво?», содержат уничтожающую характеристику убийцы. Внимание учеников сосредоточится на оппозиции местоимений «нам», «нашей», В которых автор стихотворения объединяет себя с теми, кому дорог поэт, олицетворяющий русскую славу, и трижды повторенного местоимения «он», обозначающего равнодушного иноземца. Экспрессия восклицания второго речевого периода, передающая негодование поэта, подчёркнута и общим лексическим строем, и повторением отрицательных глаголов в начале стихотворных строк: «Не мог щадить … », «Не мог понять … ».

В пятой части стихотворения трудно пройти мимо противопоставления местоимений они — он. Особенностью лирики как рода литературы является высокая значимость номинаций-местоимений, которые вытесняют в
стихотворении имена собственные. Герои лирического сюжета, как правило, упоминаются именно в местоимениях.

В стихотворении «Смерть поэта» ни разу не названо имя Пушкина. И даже в заглавии стихотворения его имя не упоминается, но читатель, зная обстоятельства жизни поэта, понимает, что стихотворение посвящено именно Пушкину.

Последняя часть стихотворения, знаменитое «прибавление», была написана 7 февраля 1837 года в ответ на суждения тех, кто оправдывал убийцу Пушкина.

Насыщенность заключительных строк восклицательными предложениями не
только усиливает обличительное начало, свойственное стихотворению: в этой его части «обвинение вырастает в проклятие».

Начальные четыре стиха заключительной части «Смерти поэта», представляющие собой усложнённое обращение, заставляют вспомнить слова из стихотворения Пушкина «Моя родословная» — «Родов дряхлеющий обломок/ (И, по несчастью, не один), / Бояр старинных я потомок». Лермонтов не только заимствует пушкинскую метафору «обломки … родов», но и сохраняет рифму «обломки — потомки», используя рифмующиеся существительные во
множественном числе, а не в единственном, как у Пушкина.

Резкость обличительной позиции поэта подчёркнута в заключительных стихах сложной сменой ритма, взволнованным, «прерывающимся синтаксисом преобладающих в этой части восклицательных предложений, пронзительной лексикой и ёмкими словосочетаниями («жадною толпой», «таитесь», «злословье»), контрастным сопоставлением («чёрная кровь» — «праведная кровь»).

Своеобразным авторским комментарием к стихотворению, в том числе к его заключительной части, является «Объяснение корнета лейб-гвардии
Гусарского полка Лермонтова», написанное между 19 и 23 февраля, в котором поэт, имея в виду гонителей Пушкина, подчёркивал: «Невольное, но сильное негодование вспыхнуло во мне против этих людей, которые нападали на человека, уже сражённого рукой Божией, не сделавшего им никакого зла и некогда ими восхваляемого … ».

0 / 5. 0

Стихотворение «Смерть Поэта» написано в том же 1837 г. Оно занимает особое место в истории русской литературы. Это самый ранний и самый сильный отклик на смерть Пушкина, выразивший беспредельное горе и гражданское негодование всех передовых людей эпохи. Стихотворение, проникнутое искренним и глубоким чувством любви к Пушкину, возвестило о приходе в литературу нового великого поэта.

Стихотворение важно не просто как отклик на конкретное событие, взволновавшее современников. Не случайно имя Пушкина не упомянуто в тексте. Речь идет о Поэте, его судьбе, его творчестве, его одиночестве, послужившем основной причиной гибели:

* «Восстал он против мнений света
* Один, как прежде…»

В исследовательской литературе уже отмечено, что в стихотворении три смысловых и стилистических центра. Строки, в которых выражено живое и трогательное сочувствие погибшему Поэту, выдержаны в элегических тонах с использованием устойчивых формул пушкинской лирики: «Зачем от мирных нег и дружбы простодушной…» и т. д. По контрасту построен образ хладнокровного и бездушного убийцы, презирающего Россию, ее язык, ее нравственные законы. Грамматическая неправильность: «На что он руку подымал» приобретает содержательный характер, ибо убийца целился не только в Поэта, но и в Свободу, Гения и Славу. Смелая и возвышенная ораторская речь используется при обличении тех, кто мучил и преследовал Поэта, предопределив его трагедию. Еще больше усиливается сила страсти и возмущения в последних 16 строках, написанных позже основного текста. Здесь обвинение перерастает в проклятие.

Мыслью о Пушкине проникнуты и другие произведения Лермонтова, написанные в 1837 г., например стихотворения «Узник» и «Сосед» (они были созданы тогда, когда Лермонтов находился под арестом за «Смерть Поэта»). Образы темницы, заточения, мотив стремления к свобрде вполне сопоставимы с пушкинским «Узником» («Сижу за решеткой…»). В этих лермонтовских стихах проявляются новые тенденции. Переживания лириче ского героя лишаются прежней субъективности. И содержание, и стиль этих произведений более демократичны, ориентированы на фольклорную традицию. Показательно, что отдельные фрагменты лермонтовского «Узника» бытовали в народно-песенном обиходе.

Лирический герой Лермонтова стремится понять переживания «простого человека», найти в народном сознании новые ценности («Завещание», 1840; «Я к вам пишу…», 1841). Однако путь к желанному возрождению оказывается трудным и сложным. Тяготение к народной жизни не устраняет одиночества «лермонтовского человека». Постоянный конфликт героя и мира остается непреодоленным. Все это не могло не наложить свой отпечаток и на лирику поэта последних лет.

Первые сохранившиеся стихотворения Лермонтова написаны четырнадцатилетним мальчиком. С этого времени Лермонтов сочиняет в разных литературных родах и жанрах: два романа (оба остались неоконченными), шесть драм, более двадцати поэм. Среди множества лирических стихотворений (их за пять лет Лермонтов написал более трехсот) лишь очень немногие оказываются эстетически значительными. Для раннего периода лермонтовского творчества (Б. М. Эйхенбаум называет его школьным) важны не отдельные художественные удачи, а тенденции, поэтические принципы. Это была лермонтовская творческая лаборатория, школа стиля, без которой не могли появиться «Бородино», «Дума» и «Родина».
Используя отдельные биографические детали, Лермонтов создает образ лирического героя, связывающего более и менее удачные произведения в единое целое, своеобразный лирический роман, герой которого, однако, существенно отличается от пушкинского Автора в «Евгении Онегине».
За спиной Пушкина в эпоху работы над романом в стихах были несколько поколений родовитых предков, лицейская дружба, признание Державина, Жуковского и Чаадаева, восхищение читателей «Руслана и Людмилы» и «Цыган». Лермонтов мог противопоставить этому лишь легендарного шотландца Лермонта, от которого пошла фамилия, любовь бабушки да свои стихи – и больше ничего.
Лермонтовский лирический герой одинок, лишен близкого круга родных и друзей и вообще опоры в окружающем мире. В мире Лермонтова, в отличие от реальной жизни, нет ни бабушки, ни няни, ни университетских товарищей, ни хотя бы соседей на пирушке.
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье – все готовы, –
Никто не хочет грусть делить.
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как, судьбе послушно,
Года уходят будто сны…
(«Одиночество», 1830)

Не забудем: об уходящих годах, страданиях и судьбе пишет шестнадцатилетний мальчишка!
Мотив одиночества многократно повторяется в лермонтовских стихах: «Один среди людского шума / Возрос под сенью чуждой я» («Один среди людского шума…»), «Как я забыт, как одинок» («Ночь»), «Я одинок над пропастью стою» («Дай руку мне, склонись к груди поэта…»), «И я влачу мучительные дни / Без цели, оклеветан, одинок» («1831-го июня 11 дня»).
Однако отчуждение героя компенсируется богатством внутренней жизни. В его душе таятся несметные сокровища: он мечтает о славе, жаждет любви, наслаждается природой, взывает к Богу, вспоминает прошлое, заглядывает в будущее, иногда высказывает поразительные пророчества.
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь…
(«Предсказание», 1830)

Конечно, в большинстве стихотворений и поэм Лермонтов воспроизводит распространенные мотивы романтической поэзии, часто прямо используя любимых Байрона и Пушкина (у него любят обнаруживать так называемые лермонтовские плагиаты – многочисленные цитаты из предшествующей литературы). Однако уже в этих ранних стихах проявилось важное свойство лирического героя: интенсивность, подлинность, масштабность чувства. То, что для других было игрой или позой, становилось для Лермонтова жизнью.
«Романтизм 30-х годов задыхался от собственной грандиозности – он был преисполнен грандиозными темами, грандиозными характерами, страстями, словами. И ни для кого не было тайной, что это только слова, – замечает известный литературовед Л. Я. Гинзбург. – Но вот совершается литературное чудо. <…> Поэтический мир начинающего Лермонтова проникнут единством и подлинностью, в которой нельзя обмануться. Подлинностью любви, вражды, страданий, раздумий. Большие слова на этот раз равны своему предмету – молодой героической душе человека» («О лирике»).
Лермонтов «оправдал патетическую поэтику». Романтизм с идеей бегства в иной мир стал для него не литературной игрой, а жизненной задачей. Творчество оказалось не только отражением, но и компенсацией не полученного в реальной жизни.
Поэт – не только автор, но и главный герой лермонтовского мира. Не случайно поэтому «Смерть поэта» (1837) стала переломным произведением, благодаря которому Лермонтов из уединенного «поэта для себя» стал поэтом для всех – защитником и наследником Пушкина в русской культуре.
Пушкин ни разу не называется по имени. Лермонтов не делает попытки ни нарисовать узнаваемый пушкинский портрет, ни дать какие-то биографические черты или подробности дуэли. Разбросанные в стихотворении детали создают идеализированный образ Поэта вообще, великого, но одинокого творца с трагической судьбой. Он – певец (подобный Ленскому), создатель чудных песен, светоч, дивный гений, со славным челом и гордой головой, его дар – свободный и смелый.
Противостоящий ему мир изображен столь же обобщенно, но в резко отрицательном, обличительном ключе: это свет завистливый и душный, насмешливые невежды и ничтожные клеветники, с ложными словами и ласками. Беспощадна и характеристика не противника на дуэли (как это было в реальности), но – хладнокровного убийцы с пустым сердцем и недрогнувшей рукой, который дерзко презирает земли чужой язык и нравы (то есть национальные традиции, культуру, которую как раз и воплощает поэт).
Такой конфликт и контраст возникает в основной части стихотворения. Но через несколько дней, после разговора с оправдывавшим Дантеса родственником, Лермонтов дописывает шестнадцать стихов, благодаря которым смысл стихотворения существенно меняется, ужесточается.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

«Уже в первой части социальный убийца Пушкина назван верно, но слишком широко („свет"), а конфликт между „светом" и Пушкиным изображен с точки зрения русского сентиментализма (истинный мир дружбы, счастья, муз и ложный мир светского ничтожества и лицемерия). Вся эта первая часть и стилистически принадлежит старой русской традиции; она вся полна пушкинских словосочетаний, почти пушкинских стихов. <…> Прямой речевой оскорбительности нет; самые резкие слова („клеветникам ничтожным", „насмешливых невежд") представляют полуцитаты из Пушкина, а мысль, ими выраженная, принадлежит мировоззрению сентиментализма. Совсем иначе, новым языком сатирической агрессии, написана вторая часть. Слова оскорбительны и беспощадны („известной подлостью", „наперсники разврата", „всей вашей черной кровью"). Напоминание об отцах новой аристократии, т. е. о любовниках Екатерины II и придворных подлецах Павла I, задумано как несмываемое, кровавое оскорбление врага. От сентиментальной концепции (искусственная жизнь света и правдивая жизнь великого человека) не осталось и следа; на ее месте – новая концепция: Пушкин убит злодеями» (Л. В. Пумпянский. «Стиховая речь Лермонтова»).
Не случайно один из списков «Смерти поэта», дошедший до царя, содержал приписку: «Воззвание к революции». Конечно, это было преувеличение: в эпиграфе Лермонтов прямо обращался к верховной власти. Но удивляла и поражала несанкционированная смелость и резкость высказывания.
Обличение убийцы и света было личным поступком другого поэта и поэтому выглядело вызывающе. Используя позднейшее авторское определение, Л. В. Пумпянский утверждает, что уже в «Смерти поэта» появляется лермонтовский железный стих. Интонация, высокий стиль и лексика оды служат в данном случае иной цели: не прославления, а гнева, отрицания, сатиры.
Тематика «Смерти поэта» продолжается и развивается в «Поэте» (1838). Композиция стихотворения строится на развернутом сравнении: кинжал – поэт. Чуть ранее Лермонтов уже использовал это сопоставление в финале «Кинжала» (1838): «Да, я не изменюсь и буду тверд душой, / Как ты, как ты, мой друг железный».
Первая часть «Поэта» представляет собой «текст в тексте», почти самостоятельную балладу о кинжале (в предшествующем стихотворении была лишь кратко намечена его история: кинжал ковал «задумчивый грузин», точил «черкес свободный», а подарила «лилейная рука» любимой девушки). Этот кинжал сменил четырех хозяев. Сначала он служил по назначению «наезднику в горах», использовался в сражениях, и его украшение казалось «нарядом чуждым и постыдным». Потом, после гибели горца (мы не узнаем ни его национальности, ни конкретных обстоятельств произошедшего), он был взят «отважным казаком» и после продажи оказался «в походной лавке армянина», где его, видимо, обнаружил последний владелец, украсивший им стену, превративший грозное оружие в бесславную и безвредную «игрушку золотую».
Вторая часть стихотворения организуется цепью риторических вопросов, прямо обращенных к современному поэту. Судьба поэта повторяет путь кинжала: и в его жизни высокое прошлое сменилось безотрадным настоящим. Прежде «мерный звук твоих могучих слов / Воспламенял бойца для битвы». Поэзия сопоставляется с вещами, необходимыми в переломные, важнейшие моменты человеческой жизни: чаша для пиров, фимиам в часы молитвы.
Апология поэтического слова увенчивается замечательной строфой:
Твой стих, как Божий дух, носился над толпой;
И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных.

Лермонтов не конкретизирует границ нашего века, но контраст, на котором строится стихотворение, очевиден. В неком баснословном прошлом, героическом веке, поэтическое слово было столь же острым и необходимым оружием, как кинжал; оно воодушевляло и объединяло толпу «во дни торжеств и бед народных», превращая ее в народ.
В современности произошел обратный процесс. Народ превратился в толпу, которую тешат «блестки и обманы», а поэт «свое утратил назначенье», променял «данную Богом власть» на злато, оказался «осмеянным пророком».
Этот финальный образ перебрасывает мостик к одному из последних лермонтовских стихотворений, в сущности, завершающему тему поэта и поэзии. «Пророк» (1841), как и многое в лермонтовском творчестве, вступает в диалог с одноименным стихотворением Пушкина (1826), продолжает его лирический сюжет.
Пушкинский пророк после мучительной операции преображения обретал великое слово, способное, в свою очередь, потрясти мир.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
(«Пророк»)

Лермонтовский герой, тоже получивший «всеведенье пророка» от «вечного судии», Бога, пытался жечь сердца глаголом (словом), но получил в ответ лишь злобу, ненависть, побиение камнями (почти каждый лермонтовский образ имеет библейский прототип). И он бежит в пустыню, где проповедует лишь зверям (твари земной) и звездам. И это стихотворение завершается образом «осмеянного пророка»:
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами.
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

Лермонтовский пророк, однако, не всегда удаляется от мира. В других лермонтовских стихотворениях он сам становится грозным судией. Превращаясь то в безнадежно влюбленного, то в презрительного наблюдателя на балу, то в скорбного мыслителя, он регулярно напоминает о себе, вступает в бесконечную тяжбу с миром. Мятежность, непримиримость, протест против привычных истин определяют многие лермонтовские лирические темы.
Железный стих, определивший содержание и интонацию «Смерти поэта», распространяется далеко за пределы этого стихотворения.

Лермонтов - великий русский поэт, драматург и прозаик, известный во всем мире благодаря своим великолепным произведениям, обогатившим русскую культуру. В классической литературе России Лермонтов по праву занимает второе место после А.С.Пушкина.

Два этих известных имени связаны между собой незримой нитью, поскольку именно трагическая смерть А.С.Пушкина, погибшего в 1837 году от тяжелого ранения на дуэли, послужила невольной причиной восхода поэтической звезды Лермонтова, впервые прославившегося своим стихотворением «На смерть поэта».

Лермонтова «Смерть поэта» дает богатую Данное стихотворение, в том виде, в котором мы его знаем, - состоящее из трех частей (первой части - с 1 по 56 строфу, второй части - с 56 по 72 строфу, и эпиграфа), приобрело свой законченный вид не сразу. Самая первая редакция стихотворения датировалась 28 числом января месяца 1837 года (за один день до смерти Пушкина) и состояла из первой части, заканчивающейся строфой «и на устах его печать».

Эти 56 строф первой части, в свою очередь, условно разделяются на два относительно самостоятельных фрагмента, объединенных общей темой и литературным пафосом. Анализ стихотворения «Смерть поэта» обнаруживает отличия этих фрагментов: первые 33 строфы написаны динамичным трехстопным ямбом и кипят возмущением по поводу гибели поэта, обличая в ней не трагическую случайность, а убийство, причиной которого явилось холодное равнодушие «пустых сердец» светского общества, его непонимание и осуждение свободолюбивого творческого духа поэта Пушкина.

Проводя дальнейший анализ стихотворения «Смерть поэта», мы видим, что вторая часть первого фрагмента, состоящая из последующих 23 строф, отличается от первой изменением стихотворного размера на Также меняется тема повествования с рассуждения о причинах гибели на прямое обличение высшего света и всех его представителей - «клеветников ничтожных». Автор не боится бросить, по выражению А.В.Дружинина, «железный стих» в наглое лицо тех, которые не стесняются глумиться над светлой памятью великого поэта и человека, как и показывает нам это подробный анализ стихотворения. «Смерть поэта» Лермонтов написал, не беспокоясь о последствиях, что само по себе уже является подвигом. Делая анализ стихотворения «Смерть поэта», второй его части, содержащей строфы с 56-ой по 72-ую, мы замечаем, что скорбная элегия первой части сменяется в ней злобной сатирой.

Эпиграф же появился лишь много позже, когда от поэта потребовали предоставить Государю рукописную копию стихотворения для ознакомления. Анализ стихотворения «Смерть поэта» показывает, что данный эпиграф был заимствован поэтом из трагедии «Венцеслав» французского драматурга Жана Ротру.

Известно, что все придворное общество и сам император Николай Первый «по достоинству оценили» горячий творческий порыв молодого гения, вылившийся в стихотворную форму, поскольку данное произведение вызвало очень негативную оценку правящей власти и было охарактеризовано как «бесстыдное вольнодумство, более чем преступное». Результатом такой реакции стало возбуждение дела «О непозволительных стихах…», с последующим за ним арестом Лермонтова, состоявшимся в феврале 1837 года, и ссылкой поэта (под видом службы) на Кавказ.